— Влад, — позвал я. Называть Воланчиком его не хотелось. Кличка казалась мне оскорбительной. — Ты не знаешь, где мои вещи?
Он нахмурил брови. Подошел, пощупал ладонью мой лоб.
— Серый, что с тобой? Ты часом не заболел?
Я понял, что сделал что-то не так, но что конкретно не уразумел. Чтобы прояснить ситуацию, спросил:
— А что такого?
Воланчик приложил ладонь к своему лбу, сравнил, разницы не нашел.
— Ничего, — сказал он, — ты меня Владом лет десять не называл.
— Теперь буду. — Сказал я твердо. — Здесь девушка, неудобно.
Воланчик только хмыкнул. Вид у него стал растерянный.
— Как знаешь. А вещи твои Лис должен был привезти. Правда, вы с ним поцапались…
Я указал на свой голый торс.
— А я что, вчера сюда прямо так пришел?
Он заржал.
— Ты что, ничего не помнишь?
Я честно помотал головой. В моей памяти не было не то что вчерашнего вечера, там не было вообще ничего. Правда, об этом Воланчику знать не следовало.
— Ну ты брат и надрался. — Сказано это было почти с гордостью. Словно способность напиваться до состояния амебы была величайшим достижением. — Ты же вчера девкам все свое шмотье раздарил. Я джинсы еле отобрал у тебя. Ты даже один носок втулить умудрился!
Я посмотрел на смердящий комок, лежащий под кроватью, и невольно возгордился своим предшественником. Чтобы пристроить девчонке столь ценный приз нужно иметь недюжинный талант.
— И что теперь делать?
Он задумчиво постучал пальцами по косяку, ушел в сени, вернулся с растянутой белой майкой. Впрочем, с белой я погорячился. Такой она была когда-то в далекие дни своей молодости. Сейчас цвет этой тряпки определялся между желтым и пятнисто-серым.
— На, накинь.
Я взял шмотку двумя пальцами.
— Чье это?
Воланчик небрежно отмахнулся.
— Кто ж его знает? В сенях висело. Там много разного барахла.
Я повесил майку на спинку соседнего стула, вытер пальцы о штаны.
— Спасибо, но лучше я так.
Воланчик ничуть не обиделся.
— Как знаешь, — сказал он. — Пойдем. Там Вика ждет.
* * *
Вика не ждала. Вика занималась делом. Пока нас не было, она успела накрыть на стол. Глядя на простенькие блюда, я невольно словил приступ ностальгии. Так частенько мы с ребятами ели в девяностые. Да, что греха таить, позже я иногда тоже баловал себя подобным.
На щербатой тарелке лежали бутерброды — размятая сайра на черном хлебе, украшенная сверху майонезом и фитюлькой укропа.
Вика перехватила мой взгляд и смутилась.
— Я больше ничего не нашла, — поспешила объясниться она. — В холодильнике еще яйца были. Вот…
На электрической плитке в ковшике действительно булькали четыре яйца. Вика продолжила:
— А еще я чай заварила со смородиновым листом. И там, — она махнула на окно, — нарвала зеленушки.
Рядом с бутербродами, в эмалированной миске лежали перья лука и укроп.
— Если бы картошка росла, я бы копнула маленько, — девушка развела руками, — но здесь ничего такого нет.
— Картошечка? — Воланчик встрепенулся и ринулся к выходу, бормоча на ходу: — Совсем забыл!
Почти сразу он вернулся обратно и обрадовал нас восклицанием:
— Я ж тут вам харчи привез!
За собой он действительно волок мешок, заполненный до половины чем-то округлым.
— Вот и картошечка! — Парень оставил свою поклажи по середине и без того тесной кухни. Распрямился, картинно смахнул не существующий пот: — Принимай, хозяюшка.
Вика довольно заулыбалась.
— Босс, — он подмигнул мне, — поднимай свой начальственный зад, пойдем, принесем остальное.
Я был совсем не против. Машина Влада стояла за забором. Не впритык к калитке, чуть дальше. Обычная шестерка — шаха. Остальным провиантом оказались большой, килограммов на пять, целофановый пакет с развесными макаронами, три кирпичика серого хлеба и коробка тушенки.
Последнюю пришлось нести мне. От коробки шел запах, удивительной знакомый, технический. Сгрузив ее на пол у порога, я не сдержался и открыл крышку. Так и знал! Я не сдержал улыбки. Банки были щедро обмазаны солидолом и проложены газетами. Такое я не встречал уже давно.
Воланчик важно пояснил:
— Чтобы ржа не поела. Надежное средство. Только счищать зае…
Он осекся, глянул на Вику, невинно улыбнулся и переобулся на ходу:
— Очень сложно счищать, короче.
Вика снова прыснула. Я покачал головой и, пока она не видела постучал себя согнутым пальцем по лбу. Воланчик сделал вид, что не заметил. Его такой ерундой было не пронять.
— Там еще гречки чутка, — принялся перечислять он, — зеленый горошек и банка компота из ананасов.
Воланчик шумно сглотнул и похвалился:
— Сам есть не стал, привез вам. Девушкам оно нужнее.
Викины глаза зажглись восторгом. На Воланчика она смотрела, как на божество. А я пытался вспомнить, когда сам впервые попробовал ананасовый компот. По всему выходило, что как раз в начале девяностых.
Воланчик ненадолго замолк, пошкрябал в затылке и сказал, на этот раз неуверенно:
— Мне там в нагрузку еще две какие-то здоровенные банки сунули, но я такого не знаю. Не понравится, спустите в нужник.
Во мне затеплилась надежда. В здоровенных жестяных банках иногда привозили маслины. А я их нежно любил.
— Прямоугольные? — спросил я. — С картинками?
Воланчик вытаращился на меня с обожанием.
— Ты как угадал?
Я гордо подбоченился, распрямил плечи. Выдал с притворной важностью:
— Как-как! Шаман я или нет? Мне положено.
Вика задорно рассмеялась. Мы держались недолго и скоро присоединились к ней. Атмосфера сразу стала теплой, доверительной, дружеской.
— А что там? — спросила девчонка, отсмеявшись.
— Маслины, — ответил. — Или оливки.
— Во-во! — Подтвердил Воланчик. — Они. Гадость, говорят, жуткая.
— Сам ты гадость.
Я хотел продолжить, но вспомнил, как сам пробовал маслины в первый раз. Как кривился, как плевался. А потому усмехнулся и спросил:
— Где там твоя гадость? В багажнике?
— Ага, — Воланчик важно кивнул.
Я протянул руку.
— Давай ключи, я принесу.
* * *
Кроме маслин в багажнике обнаружились подтаявшие пельмени в прямоугольных коробках — «Останкинские». Три пачки. Что-что, а их я помнил прекрасно. Не стал спрашивать у Влада разрешение, просто прихватил с собой.
Воланчик, заметив в моих руках пачки, впервые за это время по-настоящему расстроился.
— Бли-и-и-ин, — протянул он сокрушенно, я совсем про них забыл. — растаяли небось?
— Раастаяли. — Подтвердил я.
Потом старательно потряс пачку. Пельмени очень скоро слиплись, превратились в ком.
— Ты чё творишь-то? — Воланчика едва удар не хватил. — Как теперь это варить?
Я подтряхнул пачку еще и сказал загадочно:
— Никак, мы это варить не будем. Вот посмотрите, я вас таким блюдом из них угощу! Пальчики оближете.
Мне явно не поверили. Пельмени проводили в морозильник таким взглядом, словно я их прямо сейчас выкинул в помойное ведро.
— Изверг, — заключил Воланчик. — Такой продукт испортил. Чистый мед!
Я закрыл дверку холодильника. Сказал:
— Ты еще увидишь, как я был прав.
Мог бы и не говорить. Мне все равно никто не поверил.
* * *
Ананасы оставили до торжественного случая. Когда он наступит, вопросом никто не задавался. Просто, наступит и все. В ожидании подходящего момента банка отправилась на подоконник.
Я откупорил маслины. Нашел возле раковины блюдечко, наловил в него десяток крупных, с перепелиное яйцо, ягодок поставил на стол. Воланчик тут же сунул туда свой любопытный нос, принюхался, скорчил мину и пробовать отказался.