К дому подкатили под вечное «Иду, курю». Я с чувством выполненного долга припарковал машину, вынул пачку трофейного Кэмела и закурил.
В дверь была всунута записка. Сердце сразу екнуло в ожидании очередной порции неприятностей. Я развернул листок, выхватил глазами одно единственное слово: «неделя».
— Что это значит? — спросила Вера.
— Ничего, — я излишне поспешно свернул листок и сунул в карман.
Влад хмыкнул, отнял у меня ключи принялся отпирать замок. Получилось это у него не в пример ловчее.
Вика прижала меня в коридоре.
— Покажи записку, — потребовала она.
Вера к ней присоединилась.
— И мне. Думаете, мы не видим, что у вас что-то происходит? Думаете мы слепые?
Я помотал головой. Никогда меня еще не допрашивали две сопливые девчонки. Самое забавное, я бы не сказал, что мне это не нравится. Их внимание и беспокойство были приятны.
— Молчат, как партизаны, — закончила свою мысль Вера. — Брысь на кухню! Оба! С живых вас не слезу!
Это прозвучало весьма двусмысленно. Влад хмыкнул и игриво повел бровями. За что и был награжден шутливым толчком под ребра.
— Олег! — В голосе его не было ни капли возмущения, один лишь смех, — вот скажи, чего она дерется?
В их семейные разборки я не полез. Вера ответила сама:
— Заслужил! Брысь оба мыть руки и на кухню. А мы пока посмотрим, чем вас накормить.
Кормили банальными пельменями. Вика обшарила все шкафчики, наморщила недовольно носик.
— Что-то твой Маринич совсем хозяйство запустил. Ничего толкового нет. Морозилка и та пустая.
Влад не подумав подкинул в топку дров:
— А у него она не для еды. Он там свои шифровки хранил.
— Какие еще шифровки?
— Те, которыми бабулина книга плюется.
— Так! — Вера плюхнула перед нами две тарелки, жмякнула в центр стола баночкой майонеза. Скомандовала: — Быстро всем есть. Болтать потом будем. Вы у меня со своими тайнами во где! — Она наглядно приставила два пальца к горлу, демонстрируя, как мы ее достали.
— А хлеба? — Осторожно попросил Влад.
— Вот.
Нам выдали нож и бренные останки черного. Вслед за хлебом одарили двумя чашками чаю. Вера воткнула руки в боки, грозно обозрела кухню и предупредила:
— Больше ничего не получите, можете даже и не заикаться.
Просить как-то разом расхотелось. Я взялся за вилку и принялся молча поглощать калории. Вика пристроилась рядышком. Вера еще посверкала глазами и тоже взялась за еду.
На пельмени у нас ушло ровным счетом пять минут. Влад, чтобы откосить от разговора, героически предложил себя в посудомойки. Его порыв не оценили.
— Позже помоете, — прорычала его благоверная, сгребая посуду в раковину. — А сейчас живо в комнату и объясните уже нам все наконец. А то держите за дур!
Влад бросил на меня умирающий взгляд и поплелся в указанном направлении. Вид у него был такой, словно его ведут на расстрел.
— Шут, — буркнула Вера, впрочем, без особой злости, скорее даже с пониманием.
В комнате нас уже ждала Вика. Она застелила софу, сгребла с журнального столика в сумку с картами все безобразие, раскиданное нами накануне. Оставила лишь коробочку с мятными леденцами. Достала книгу, уселась на кровать и теперь с удивлением озиралась.
Влад поскреб в затылке, подумал, притащил из коридора для Веры пуфик. Сам расположился на полу, скрестив ноги по-турецки. Я сел рядом с Викой. Сказал:
— Спрашивайте.
Ходить кругами они стали, выдали практически хором:
— Что за шифровки?
Я молча принес блокнот Маринича, положил на стол, отодвинув книгу бабы Дуси, от греха, в сторонку. Пусть смотрят, жалко что ли? Изучение записей долго не продлилось. Не прошло и минуты, как Вика изумленно спросила:
— Что это?
— Понятия не имею, — честно ответил я. — Единственное, что удалось узнать, это то, кем быд хозяин всего этого добра, — я обвел комнату руками. — А был он каталой.
— Кем?
Вопрос Веры прозвучал недобро.
— Карточным шулером, — поспешил успокоить взрыв негодования Влад.
В подтверждение своих слов, он дотянулся до сумки и метнул на стол новенькую колоду.
— Та-а-ак, — Вера побарабанила пальцами по столешнице, — а записка?
Я добавил к колоде мятую бумажку. Вика нервно сгребла из баночки леденец, отправила в рот.