Не сработало. Бабка еще сильнее сгорбилась, склонилась над пяльцами совсем низко, стала вдруг какой-то маленькой, несчастной. Меня она по-прежнему не замечала. Пришлось позвать:
— Баба Дуся, здравствуйте.
Ноль реакции. Возникло дикое желание, подойти, обнять старуху, спросить, как у нее дела…
В ноги сзади что-то настойчиво ткнулось. Раз, другой, прошлось вкруговую утробно урча. Любя куснуло. Я опустил глаза. Вокруг меня вился Васенька. Терся, закатывал глазки, старательно мурчал. Было видно, что дается это ему нелегко, с трудом. На морде вместо неземного блаженства написано несказанное отвращение.
Я окончательно обалдел, нагнулся и потрепал страдальца по морде.
— Хороший котик, хороший…
Тьфу! Тьфу-тьфу! Да что же тут происходит?
Васенька от моей фамильярности слегка прибалдел, на миг замер, потом, как и положено приличному домашнему коту, брякнулся на спину и раскинул лапы, снабженные первостатейными керамбитами, явил миру белоснежное пузо, замел по полу пушистым хвостом.
Это было уже слишком. Не смотря на приглашение, гладить кота я не рискнул. Лишь обошел стороной, добрался до ведьмы, тронул ее за плечо.
— Баб Дусь, это я. Что случилось то? Что тут у вас такое?
Васенька уселся, глянул на меня укоризненно. Мурчать перестал. Бабка вздохнула, отмерла и уронила пяльцы. Прямо мне на босые пальцы. Я «счастливо» взвыл, запрыгал на одной ноге и от неожиданности выпалил:
— Да чтоб вас…
Словно подобрал нужное заклинание. Баба Дуся сразу встрепенулась, ожила, сказала назидательно:
— Не бранись! Бранное слово душу губит.
Я с трудом заткнулся. Все «на» и «в» упорно рвались с губ. Сказал лишь:
— Из чугуна они у вас что ли?
Ведьма глянула на пяльцы, словно увидела их в первый раз, пожала плечами.
— Не знаю.
Потом развоплотила их едва заметным движением руки, приказала:
— Не скачи, чай не козел. Сядь лучше, дай, гляну!
Я со стоном опустился на стул, вытянул вперед многострадальную ступню. Пальцы стали подозрительного сине-фиолетового цвета.
— Как тебя, однако…
Бабка покачала головой, придвинула свой стул, уложила мою пятку себе на колени, предупредила:
— Не дергайся, сейчас будет жечь. Немного.
Накрыла ушибленное место ладонью и зашептала.
Немного… Немного? Немного!!! Так меня еще не дурили. Ногу словно обдало кипятком. От боли из глаз брызнули слезы, перехватило дыхание. Я попытался выдернуть ступню из цепких рук, но не смог. Тело вновь мне не подчинялось. Окаменело. Стало чужим.
Продолжалось это недолго — пару минут. Но мне эти мгновения показались вечностью. Наконец бабка убрала ладонь, глянула на труды своих рук, прихлопнула меня по лодыжке, сказала довольно:
— Ну, кажется, все. Как новенький. Отомри!
Я выдернул ногу, шарахнулся назад вместе со стулом назад, оказался аккурат возле Васеньки. Тот яростно намывал бока. Весь вид его говорил — не было между нами ничего, не было! Тебе все почудилось.
Я моргнул, кивнул согласно и вновь глянул на бабку. Та уже стояла возле окна, буравила взглядом двор. Вид у нее был довольный. И фиг с ней. Я-то дурак, думал, с здесь что-то случилось, думал, нужна моя помощь. А тут!
Боль в ноге утихла. Я пошевелил пальцами, спросил обиженно:
— И что все это значит?
Баба Дуся отлипла от подоконника, сказала загадочно:
— Пойдем на двор, поговорим. А дом пока почистим.
На двор, так на двор. Хрен с вами. Тайны и недомолвки меня порядком утомили. Но здесь хозяином был не я, а иные силы. Силы непонятные, неподвластные.
Я поднялся, осмотрел свои босые ступни, провел ладонями по трусам, поднял на бабку вопросительный взгляд. Та усмехнулась, прищелкнула пальцами и выдала мне классический дачный комплект: линялые треники, майку-алкоголичку и резиновые галоши. Причем очутилось все это сразу на мне. Спросила ехидно:
— Так лучше?
Я кисло поморщился:
— Идемте, хоть объясните мне, что за цирк вы с Васенькой тут устроили.
Бабка как-то неожиданно притихла, поникла. Она открыла дверь, выпустила нас с котом наружу, потом переступила порог и сказала загадочно:
— Почистить надо дом, много лишнего тут накопилось.
Вопрос я задать не успел. Из бабкиных ладоней вырвалось пламя, унеслось вперед, озарило стены, вгрызлось в дерево и… Ведьма прикрыла дверь, глянула на меня лукаво, хихикнула совсем по-девчоночьи.
— Рот закрой, шаман!
Я захлопнул пасть, молча сошел с крыльца, опустился на облезлую лавку. Руки сами зашарили по карманам в поисках курева. Бабка заметила это, пристроилась рядом, предложила: