— Сроку тебе десять дней. Понял?
Я честно признался:
— Нет.
Там помянули меня по матушке и по батюшке, закончив тираду совсем несправедливым:
— Опять нажрался, скотина. Скоро последние мозги пропьешь. Десять дней и ни дня больше. Чтобы все вернул.
Телефон прогудел отбой. Я пристально посмотрел на трубку, словно оттуда могли появиться письменные инструкции, плюхнул ее обратно на рычаг, пожал плечами, оперся рукой о стену, не зная, что предпринять.
— Кто там? — Влад выглянул из туалета в коридор.
— Не понял.
— А хотели чего?
— Сказали, что у меня десять дней.
Влад задумался, выпятил губы, помолчал, спросил тихонько:
— А потом?
— Не знаю. Но должен все вернуть.
— Хреново. Не хотел бы я оказаться на твоем месте.
Я уже тоже этого не хотел. Появилось паршивое предчувствие, что мне снова довелось влипнуть в какую-то гнусность.
— Что делать собираешься? — Влад стал серьезным.
Я покачал головой.
— Пока ничего.
— Это как? — Он даже не поверил.
— А что я сейчас могу? Подумай сам — я знать не знаю, чем занимался Маринич. Понятия не имею, на что ему дали десять дней. Я даже не в курсе, кто нам сейчас звонил. И что в таких случаях делают? — Я вопросительно выгнул бровь, и глянул на парня. — У тебя есть идеи?
— Есть. Можно пройтись по соседям с вопросом: «Вы не в курсе случайно, что должен вернуть Олег через десять дней и кому?»
Влад заржал, довольный своим остроумием, увидел мою кислую физиономию и осекся.
— Но эта идея так себе.
— То-то же.
Я отлип от стены, приоткрыл дверь в туалет, в последний момент спросил:
— Ты еще не ел?
— Нет, я только встал.
— Давай-ка тогда лучше умываться-собираться-завтракать да поехали к девчонкам. Они нас ждут. Нам сначала надо с Викиной проблемой разобраться, а потом уже выяснять все остальное.
— Согласен, — Влад уныло поплелся в ванную, но остановился на пороге, — Олег, слушай, а ты не знаешь, где у этого Маринича бритва? Я в ванной станка не нашел. А мне бы морду отполировать…
Он провел рукой по изрядно отросшей щетине.
— Не видел пока. Может у него электрическая?
— Думаешь? — Парень осмотрел себя в зеркале на стене, вздохнул обреченно. — Пойду в зале поищу. Наверняка где-нибудь в стенке лежит.
Он ушел, а я наконец-то смог уединиться в кабинете для раздумий.
Только посидеть мне там вдоволь не дали. Вскоре в дверь настойчиво постучали. Я едва не психанул. Какого черта? Возмутился:
— Влад, ну, чего тебе еще надо?
Он странно замялся за дверью. Я слушал его сопение, и оно меня пугало. Потом послышалось напряженное:
— Олег, выходи. Мне тебе нужно кое-что показать. Я тут нашел…
Прозвучало это так, словно у нас на балконе вдруг обнаружился труп. Или два. Я бы даже не удивился трем. Поэтому из сортира выскочил, как чертик из табакерки. Увидел расстроенную физиономию друга, расстроился сам заранее.
— Что там еще? — Голос мой перешел на нервный шепот.
— Пойдем, сам посмотришь.
Влад поманил меня рукой, зашел в гостиную, я за ним. Сначала ничего особенного не заметил. Бардак, он и в Африке бардак. А квартира усопшего Маринича чистотой и порядком не отличалась. Только потом, когда Влад ткнул буквально пальцем, увидел большую спортивную сумку, доверху заполненную новехонькими упаковками с игральными картами. Одна колода была рассыпана по незаправленной кровати.
— Что это? — Мне не хотелось верить в увиденное. Мозг категорически отказывался принимать полученную информацию.
Влад скептически наморщил нос, пробурчал что-то вроде: «Откуда ему это знать? Он же доктор!» и сказал сочувственно:
— Катала был твой Маринич. Колода крапленая, я проверил.
Вот тут мне совсем поплохело. Я воздел к небесам очи и мысленно прокричал: «Господи, за что? Неужели во всей вселенной не нашлось для меня лучшего тела? Неужели я не заслужил спокойной жизни?»
Глава 3
Чужая душа — потемки
Влад на кухне задорно напевал:
Все познания оперы «Кармен» для него ограничивались этими словами. Но и их было достаточно, чтобы понять — у парня боевой настрой. Он азартно звенел посудой, готовил завтрак. Я же обыскивал квартиру.
Что мне хотелось найти? Да черт его знает. Хоть что-то. Любую мелочь, любую ерунду. Лишь бы понять, что такого натворил этот ненормальный Маринич. Лишь бы узнать, что я должен отдать и кому. С каждым обысканным метром настроение у меня становилось все мрачнее и мрачнее.