В палате находилось шесть пациентов, пятерым из которых медицинский дрон вколол снотворное, проводя восстановительные процедуры. Шестой бедолага, Френсис Дэвид Монтана, 1956 года рождения, начал приходить в себя после анестезии.
Открыл глаза, тихонечко стонал по стариковской привычке. Я вижу, как выражение его лица постепенно менялось. Когда тебе почти семьдесят и, просыпаясь, ты чувствуешь, что ничего не болит, есть повод подумать, что ты уже умер. Особенно если старика вроде тебя, с раком четвертой стадии, добрые родственники отправили в хоспис на паллиативное лечение. Так сказать, облегчить боль перед смертью.
Встроенный светочувствительный визор стелс-костюма позволял мне видеть в темноте не хуже, чем днем. Френсис в темноте засунул руку под одеяло и ощупал грудную клетку. Рак легких пустил метастазы в другие органы, принося боль при каждом вдохе. Для этого старика чувствовать ее значило быть еще живым. А сейчас боль пропала.
— Быть или не быть, вот в чем вопрос. Да, Френсис?
— Кто здесь?
Пациент не видел меня и медицинских дронов из-за включенных модулей термо-оптической маскировки.
— Мистер Монтана, я не буду называть себя. А вы не будете называть меня как-либо. Ограничимся тем, что я удалил саму опухоль и метастазы, купируя дальнейшие раковые процессы. Я также вколол вам лекарство, эффект которого в целом улучшает процессы жизнедеятельности организма. У вас будет больше сил, лучше аппетит и даже либидо восстановится.
— И я должен верить кому-то, кого даже не вижу? Неизвестному, пришедшему в больницу для смертельно больных посреди ночи?
— Верьте только делам, мистер Монтана. Завтра вас отправят на комплексное обследование, во время которого выяснится, что на месте опухоли сейчас находятся синтетические ткани с внедренными в них стволовыми клетками. Через несколько месяцев синтетика полностью заменится вашими собственными клетками, не оставив и следа от опухоли. Постарайтесь хорошо питаться в это время. Организму нужен материал для восстановления. Увеличение запаса сил почувствуете уже завтра.
Обычно в этот момент люди начинали сомневаться, потому что синтетика в легких в их понимании на томографии выглядела так же, как уплотнение раковой опухоли. Однако те, кто находился в больницах типа этой, готовы были ухватиться даже за призрачный шанс надежды.
— Кто вы? Что вам надо?
— Союзники и сторонники. Вы мне ничего не должны за оказанное лечение. Можете дальше жить своей жизнью, проводя выходные с внуками.
— Хе-хе. Я, может, и старый, но не наивный. И я никогда не поверю словам человека, который боится показаться мне. Ничего в этой жизни не бывает просто так.
— Считайте мой поступок бесплатной рекламой. Через три дня вам придет предложение от меня на большом синем экране, который будете видеть только вы, сэр. Можете от него отказаться без каких-либо последствий, и мы больше никогда с вами не увидимся. Я буду просить выполнять задания исключительно мирного характера, давая за их выполнение лекарства, которые никто, кроме меня, не сможет дать. Вы также можете просто менять награду на деньги. Я мог сделать то же предложение подросткам с улиц, которые бы точно на него согласились.
— Почему я вообще должен верить во весь этот вздор?! Кто вы? Немедленно позовите врача! Сестра!..
В этот момент медицинский дрон по моей команде сделал еще один укол успокоительного. Пациенты в хосписах кричат постоянно, поэтому его крик никого не удивил. Я не винил старика. Он испугался неизвестного человека, странного предложения, запаниковал и позвал на помощь. Завтра обследование подтвердит мои слова. А еще через пару дней Френсис сможет повторно в этом удостовериться.
Надо вылечить еще минимум пятерых и переходить в следующую палату. CARD-браслет пиликнул, сообщая о том, что еще трое в этой комнате получили необходимое лечение. Я пересел к следующей койке и попросил дрона нейтрализовать эффект анестезии, используемой на людях, пока шла процедура лечения.
На карточке пациента красовалась фотография молодой темнокожей американки. Айша Грейс, 1985 года, запущенный случай рака костного мозга, пустившего метастазы в печень и селезенку. Стоило подействовать нейтрализатору, как девушка заговорила.
— Спасибо, кем бы ты ни был.
Проверил, действует ли маскировка. Да, все в порядке.
— Я вас не вижу, сэр. Не уходите.
— Как вы поняли, что я вообще тут нахожусь?
— Моя форма рака вызвала нарушение цикла сна. Я не могу спать, как бы сильно мне этого не хотелось.
Айше не надо было больше ничего говорить. Одна мысль о том, чтобы, страдая от непрекращающейся боли, оказаться в месте, заполненном умирающими, не в силах заснуть, вгоняла в ужас. Она уже пережила собственный ад.
— Я слышала весь ваш разговор с Френсисом. Не злитесь на него. Он старый. Боль месяцами сводила его с ума. Он испугался, что она может вернуться.
— Выбор за ним. Если вы не спали под действием лекарств, значит, чувствовали сам процесс лечения. Больно было?
Девушка лежала с широко открытыми глазами. Дорожки от слез на ее щеках еще не успели высохнуть. Она будто боялась моргнуть.
— Терпимо. Мне страшно. Вдруг боль вернется?
— Приношу извинения за неудобства. Сейчас на ваш организм действует легкий стимулятор. Скоро вы заснете.
— Спасибо. Хотя бы за надежду. Спасибо вам большое!
— Мое предложение для вас будет тем же, что и для Френсиса. Поспите, отдохните и через три дня примите решение. Жить дальше и радоваться своей удаче. Или начать выполнять мои задания. Даю слово, что никаких негативных последствий отказа не будет.
Девушка нашла в себе силы поднять руку и прикрыть лицо. Обычная инстинктивная реакция прятать слезы. Удивителен сам факт того, что ей хватило на это сил после анестезии медицинского дрона.
— Я согласна…
— Нет. Не сейчас, мэм. Любой человек, оказавшийся в этом заведении, ухватится за соломинку спасения. Я даю вам время для отказа и принятия взвешенного решения. Мне не нужно согласие, полученное под давлением или из чувства благодарности.
В коридоре прошла медсестра хосписа, понятия не имеющая о том, что творится в этой палате. Сейчас на часах десять сорок пять. Я пришел сразу после отбоя, когда пациентов уложили спать. Разумеется, в этом заведении понятие отбоя сильно размыто. Но оно есть.
— Зачем тогда вы помогаете нам, сэр?
Ее голос затихал. Глаза закрывались. Дрон вколол легкое снотворное, давая ей наконец поспать.
— Потому что вы знаете, каково это: жить без надежды на спасение.
— Спа…си…б…
Айша закрыла глаза и тихо засопела. Я проверил заряд в костюме-хамелеоне и медицинских дронах. У меня еще была пара часов до смены батареек, а медицинских картриджей для дронов хватит только на эту и следующую палату. Их расход напрямую зависит от серьезности заболеваний. Конечности восстанавливаются долго и требуют большого запаса сырья в картриджах. В хосписах, как правило, расход на одного пациента намного меньше из-за меньшего объема вмешательства.
Тихо просочившись в коридор, зашел в следующую палату, запустил шесть из семи меддронов, начав стандартную процедуру лечения. Мимо пронеслись массивные прямоугольники шириной больше полуметра и высотой в полноценный метр, так же, как и я, использующие модуль маскировки. Манипуляторы кибердокторов предварительно вводили пациентов в глубокий сон, затем вкалывали анестезию и только после этого начинали диагностику и саму процедуру лечения. Такой регламент связан с тем, что во время диагностики маскировка отключается для проведения лазерного и радиологического сканирования. А пациент мог проснуться. Крупный размер дронов связан с тем, что я использовал все пять видов доступных медицинских S-размерных картриджей, от простейшего, с мелочами вроде обезболивающего, до самого продвинутого, способного восстановить утраченные органы. Иначе такие операции в полевых условиях провести было бы невозможно.