Выбрать главу

— Облик ваш приводит мне на память сатиров и дракайн. Некогда они бродили по лесам обильной Геи…

Пока они общались, Хастур подобрался поближе к летучей мыши. Крылья ли, схожие с его собственными, заинтересовали демона, или имелась другая причина — неизвестно. Зверь оскалился, сердито заверещал, и Хастур предпочел вернуться к своим. Здесь он протиснулся к Азирафелю и, дернув его за рукав, пробормотал:

— Слышь, это… ты говорил, у тебя конфета есть? Так давай.

Ангел просиял, пошарил в почти пустой сумке и вытащил несколько леденцов. Хастур, не разворачивая, разом отправил их в рот, и принялся увлеченно грызть.

— Будем считать, ты сказал спасибо, — назидательно заметила Грета, но демон лишь громче захрустел конфетами.

— Есть хочу, — напомнил Миктлантекутли. Он сидел на широких лапах совы, по грудь утонув в ее пышном пухе. Нахохлившись, страшный хищник стал похож на мирную наседку, а сам бог смерти — на птенца-заморыша.

— Ну что, как обычно? — спросил у Аида подошедший Анубис.

— Нет, на этот раз я пойду один. Ты должен показать им дорогу домой.

— Но тебя одного не хватит!

— На какое-то время он успокоится, а затем уже ты, — решил Аид.

— Хорошо, — Анубис кивнул и обернулся к голодному божеству: — Открывай рот.

— Не хочу, ты не вкусный! — заныл Миктлантекутли. — Душу хочу! Хочу душу-у-у!

— Ну нет тут для тебя душ, — Аид приблизился к нему и погладил по голове, как ребенка. — Нельзя их есть, уразумей, наконец!

— Совсем поглупел от постоянного голода, — вполголоса прокомментировал Анубис, отойдя к новым знакомым. — А ведь каким был! Эх…

— Что-то я не понял, — вмешался Хастур, дожевывая леденцы. — А почему бы ему и не жрать души? Их же полно в Чистилище?

— Наверное, потому, что нельзя пожирать несортированные души, — предположила жаба. — Хорошо, если ему попадутся будущие грешники. А если праведники?

— Вы мудры, как богиня Хекат, уважаемая, — Анубис церемонно склонил голову. — Не знай я точно, где она ныне обретается, принял бы вас за нее. Вы заметили совершенно верно: пожирать всех подряд нельзя.

— Погоди, но ведь ты сам собрался лезть к нему в пасть, — сказал Кроули. — И Аид тоже… Зачем это самопожертвование?

— Никакого самопожертвования. Мы же бессмертные… Правда, отмываться потом долго приходится. Но пока у него в кишках кто-то копошится, ему кажется, он сыт. И для чего-то нужен... — Анубис тяжело вздохнул. — Нам всем это порою кажется.

Азирафель разрывался от желания сказать ему что-то ободряющее, как-то утешить, но не находил слов. Ангелы умеют утолять печали смертных людей, а не бессмертных богов.

— А что происходит с поедаемыми душами? — деловито поинтересовался Кроули.

Анубис невесело усмехнулся.

— Что-что… Известно, что! Выйдя наружу, восстанавливаются из этого самого, потому как тоже бессмертные в своем роде. И обратно в пасть.

— То есть, это пытка? — уточнил Хастур. Кроули покосился на него: герцог Ада, проявляющий непонятное любопытство — тревожный знак.

— Пытка, конечно.

Герцог нехорошо улыбнулся. Кроули сделалось не по себе. Не говоря ни слова Хастур полез за пазуху и выволок оттуда глыбу черного пластика — массивный телефонный аппарат, которому не хватало каких-нибудь десяти лет, чтобы считаться антиквариатом. Передняя панель была гладкая, без диска или кнопок.

Демон снял трубку и поднес к уху.

— Хастур говорит. Кто у аппарата? У тебя сейчас какая партия? Двадцатый век? То, что надо. Вышли мне первую половину. Да, всех. И можешь отдыхать. Не за что.

Завершив разговор, он встряхнул трубку над полом. Из мембраны повалил дым, быстро сгущавшийся в полупрозрачные человеческие фигуры. Плюгавец с квадратными усиками, в военной форме, еще один военный, плотный и лысый, третий — маленький и пышноусый, затем двое в штатском: тоже лысые оба, один в пенсне, другой с острой бородкой… Несколько десятков теней колыхались вокруг Хастура: диктаторы, президенты, министры, генералы — бывшие земные властители.

Кроули узнавал всех, Азирафель — немногих, тех, чью гордыню он когда-то безуспешно пытался обуздать.

— Эй, Милтлканти… — начал Хастур.

— Миктлантекутли, — подсказал Азирафель.

— Ну да. Короче, черепуха, разевай пасть: жратва пришла!