В почтовом ящике что-то белело. «Наверное, жена еще не вынимала «Вечерку», — подумал Игорь Васильевич. Но там оказалось письмо. Машинально, даже не взглянув на конверт, Корнилов сунул письмо в карман и только после душа вспомнил о нем. Теперь он разглядел, что на конверте не было почтовых штампов. Значит, корреспондент сам принес его и бросил в ящик. Так бывало уже не раз. Люди каким-то образом узнавали его адрес, посылали письма по почте, приносили сами. Жалобы, просьбы помочь, образумить отбившихся от рук детей, анонимки...
«Уважаемый товарищ полковник, — начал читать он. — Вы уже много лет живете в нашем доме и не можете не знать, что в квартире напротив процветают пьянство и разврат, что там гибнут дети. Мы знаем, что вы пытались воздействовать на обитающих там нелюдей. А результат? Если работник милиции, имеющий такое высокое звание, не может в течение долгих лет совладать с двумя пьяницами и ворами, живущими рядом с ним, дверь в дверь, то разве мы можем быть уверены, что этот страж порядка справляется со своими обязанностями в масштабе такого города, как Ленинград? Грустно думать, что вы проводите время в перекладывании с места на место бумажек, а не в конкретной борьбе со злом. Я, право же, не хотел вас обидеть, но ваша беспомощность в малом не дает мне уверенности, что вы преуспели в большом.
Квартира напротив была для Корнилова как заноза.
...У сорокалетних супругов, вечно пьяных, опустившихся, росло трое детей. Две девочки-близняшки шестнадцати лет и мальчик, которому только предстояло пойти в школу. Отец работал такелажником на Ленфильме, и полковник терялся в догадках, как этот совершенно спившийся человек с трясущимися руками мог управляться с громоздкими декорациями. Заместитель директора студии, которого Корнилов уже несколько раз просил принять меры к пьянице, уверял его, что «такелажник Барский дело знает». Принудительное лечение Барскому не помогло — сосед пил по-прежнему. Каждый вечер у него собирались дружки, в подъезде валялись битые бутылки и пахло мочой. А жена такелажника пила еще больше. Опухшая, с грязными всклокоченными волосами, при случайных встречах с Корниловым в подъезде или на улице изображала на лице подобие улыбки и каждый раз говорила одно и то же:
— Все, начальник! С понедельника завязываю. Забираю ребят и — к матери, в деревню.
Полковник проверил: мать у Барской несколько лет назад умерла от алкоголизма и в деревне никогда не жила. А сама Матильда Константиновна даже за город почти не выезжала. Она постоянно приводила к себе кавалеров, и, когда ее такелажник в неурочное время возвращался домой, начинался мордобой. Приезжала милиция, буян получал десять суток за хулиганство, а потом опять все катилось по наезженной колее.
Одна из двойняшек — обе выросли на удивление красивыми — пошла по маминому пути: мальчишки звали ее «Нинка-давалка». Корнилов не раз видел ее с мужчинами «в возрасте». Правда, они не походили на кавалеров ее матери — опустившихся пьянчуг. Это были всегда прекрасно одетые люди, доставлявшие девушку домой на машинах. Корнилов, увидев однажды поздно вечером, как пьяную Нинку высадил из «Жигулей» пожилой мужчина, решил поговорить с ним. Но едва Игорь Васильевич упомянул о том, что девушка еще несовершеннолетняя, как «жигулевец», не проронив ни слова, дал газ и умчался.
Полковник связался с дежурным ГАИ, сообщил ему номер машины и попросил на утро пригласить владельца «Жигулей» на Литейный. К себе в кабинет.
Разговор с пожилым Нинкиным «приятелем», преподавателем университета, оказался неприятным и тягучим. Ошалевший от одной мысли, что его связь станет известной на службе и дома, он твердил:
— Товарищ полковник, это никогда не повторится. Честное слово, клянусь вам.
Кузяков так перетрусил, что даже не подумал отказаться от Нинки. А ведь мог сказать, что подвез незнакомую девушку.
Корнилов же хотел только одного — чтобы Нинку оставили в покое, не спаивали.
— Предупреждаю, что действия ваши уголовно наказуемы.
— Честное слово, клянусь! — Преподаватель заглядывал полковнику в глаза, как провинившийся щенок. — Только не сообщайте жене...
Исчез преподаватель, но другие приятели у Нинки остались. Однажды ночью раздетая догола девчонка позвонила в квартиру Корниловых. Полковник просто обомлел, увидев ее в таком виде.