— Сегодня у нас пятница, в понедельник в двенадцать я вас жду на Литейном. — Корнилов оторвал от перекидного календаря, стоявшего на директорском столе, листок, написал на нем номер своей комнаты и телефон. — Будет хорошо, если вы все подробно опишете.
— Нет, нет! — Испуганно сказал старик. — У меня не получится. Я пробовал. Рука немеет. — Увидев, что Корнилов пошел к двери, он заторопился. — Подождите. Я покажу вам, где выход.
— Не заблужусь, — пробурчал Корнилов и, обернувшись, с порога сказал, — и мой вам совет — сходите к Бабушкиным.
Корнилов ехал по городу и думал о Бабушкине, которого расстреляли в сорок втором году. Больше всего его угнетала мысль о том что, умри Капитон молодым, не успев раскаяться, в памяти людей, в нашем мире живых, этот Бабушкин мог бы так и остаться запятнавшим свое имя мародером.
«Ну и Капитон, ну и Капитон! — твердил Корнилов. — Липучий кровосос. А Климачев? Когда ему о душе было думать! Заводы, стройки, сессии... О прошлом, наверное, и мысли в голове не держал. А Поляков? Где-то ведь топчет землю». И снова Корнилов возвращался мыслью к Бабушкину. К состраданию, которое вызывала судьба этого человека, примешивался теперь и чисто профессиональный интерес. Чего-то недоставало Корнилову в рассказе старика для полной картины преступления. Ну, во-первых, история с тем же Бабушкиным. Нашли у него в кармане фальшивые талоны — и весь сказ? Маловато для высшей меры. Даже для военного времени... Во-вторых, Климачев. Судили же его! А он потом такую карьеру сделал. Может быть, послали в штрафбат и он своей кровью расплатился? Промолчал Капитон. «Я тоже хорош, — думал Корнилов. — Чуть не послал его подальше в самом начале разговора».
2
Ночью, с субботы на воскресенье, Корнилова разбудил звонок дежурного по Управлению — на Зверинской улице воры залезли в квартиру известного в городе медика. Украли много картин и других ценностей. Медик жил на пятом этаже — преступники спустились с крыши, очевидно, рассчитывая, что престарелый доктор и его супруга на даче. Но у доктора разболелись зубы, и за город он не поехал, а решил полечиться домашним способом — проглотил две таблетки аспирина и запил их стаканом водки. Наверное, радикальное средство придало ему твердость духа: услышав шум и голоса в гостиной, он кинулся защищать свое богатство. Схватка была неравной — доктора стукнули по голове статуэткой из его же коллекции.
Преступников, их было трое, задержали через два часа после ограбления: «Жигуленок» грабителей попал в траншею, которую выкопали, но забыли осветить сигнальными лампочками работники канализационной службы. Из этой траншеи грабителей вместе с награбленным антиквариатом извлекла милиция, уже начавшая по сигналу тревоги прочесывать город.
Игорь Васильевич выезжал на место преступления, принимал участие в предварительном допросе. Грабители были молодые — аспирант медик, научным руководителем которого являлся ограбленный, и два подсобных рабочих из гастронома. Предательство ученика доктор пережил, по крайней мере внешне, довольно спокойно, а вот известию о том, что некоторые картины из его коллекции — искусные подделки, он верить наотрез отказался. А именно такое заключение дал специалист по западноевропейской живописи.
— Нет, нет! — твердил доктор, когда утром в понедельник они беседовали с Корниловым. — Я не верю. Я покупал эти картины у людей, не хуже вашего эксперта разбирающихся в живописи. Наконец, у меня бывают коллекционеры — и ни у кого не возникало сомнений!
— Может быть, пригласим еще экспертов? — предложил Корнилов. — Из Москвы, из Музея изобразительных искусств?
— Нет. Доживу свой век в неведении. Я считаю, что это подлинники. Мои друзья — тоже...
— Но ведь кто-то совершил преступление, продавая вам копии... И, вполне возможно, обманывает теперь других?
— Я покупал у разных людей. И смею вас заверить — они вне подозрений.
— Может быть, они сами стали жертвой обмана. И если идти по цепочке...
— Не хочу никаких «цепочек»! — Упрямо сказал доктор, и Корнилов понял, что его уговаривать бесполезно.
— Хорошо, — согласился он. — Но если оставить все без последствий...
— Можете не беспокоиться. Из моего дома эти картины никуда не уйдут. Разве что таким же способом, как сегодня. — Он громко, по-детски засмеялся и тут же сморщился от боли. — Проклятая шпана! Так треснули по голове...