Я спросила его, откуда он. Он сказал — издалека, из Македонии. — У вас что, нет капитализма? — спросила я, обидевшись на капиталистическую шлюху. Его явно грызла совесть за то, что он мне нагрубил, поэтому он попытался перевести ситуацию в шутку: сказал, что капитализм у них был ещё до того, как он появился в России. И даже до того, как он появился в Америке. Так что македонский капитализм самый древний на планете, потому что там первыми изобрели проституцию.
Она недоверчиво на меня посмотрела. А я ей сказал: «Ты что, не веришь мне? Так слушай: у нас первым капиталистом был дядя, а вторым вслед за ним — тётя. Я не вру, послушай, что поётся в нашей народной эротической песне: „Дядя тётю в две дыры ёб в лесочке у горы, ёб за масла ложку и мучицы плошку. Масло пролилось на стул, дядя тёте славно вдул“». Я точно так и сказал, я знаю эту песню наизусть и использовал её уже много раз, она взята из сборника «Македонские эротические песни» Кирилла Пенушлиского. Аня захихикала, значит, поняла, о чём песня.
— Вот видишь, твой капитал — самый заразный вирус, а вирус выбирает не по деньгам, здесь он передался от богатого к бедному. Он перешёл от дяди к тёте. Тётя взяла у дяди ложку масла и немного муки, а поскольку она читала Маркса, то быстро поняла, что у неё между ног находится средство производства прибавочной стоимости в так называемых производственных отношениях. На следующий день тётя взяла у дяди две плошки муки, на третий три, и таким образом стала богатой шлюхой-капиталисткой, а потом стала платить работницам, которые спали с дядей вместо неё. И все были богаты и счастливы. Панимаиш? Так ей и сказал, я это точно знаю, потому как сто раз выступал с этой эффектной репризой в барах, как семиотический попугай. (Пьяные повторяют одно и то же не потому, что они пьяны, а потому, что они хотят оставаться трезвыми, поэтому они ведут проверенные речи, а пара из них становятся просто неизбежными при каждом разговоре). И на этот раз я добился эффекта, потому что Аннушка прыснула выпивкой изо рта, так она захохотала!
В момент моей блестящей победы немец, который уже представил Аню в постели со мной, и при этом бесплатно, снова положил руку ей на бедро, поверх ажурных чулок. Он вытащил пачку денег и кинул перед ней на стойку. Она это проигнорировала и снова повернулась ко мне.
— А ты забавный. Ты чем занимаешься? — Писатель — ответил он. — Я убиваю персонажей. Но сегодня я убил человека. Я не поняла смысла его слов; на мгновение подумала, что он не только пьяный, но ещё и сумасшедший. В нём была какая-то двойственность, противоречивость. Два в одном, он говорил двумя голосами: один очень грубый и вульгарный, а другой очень хрупкий и благородный. А потом, когда немец вынул ещё деньги и снова положил руку мне на бедро, то тот, добрый человек в нём, встал и сказал: «Сегодня я убил человека, а теперь придётся убить свинью!» Он ударил немца прямо в нос, и тот свалился с барного стула. Подскочили люди из охраны, поднялся страшный переполох. Его никак не могли скрутить (Боже, он был так гневен и безумен, словно в него вселились демоны), и один охранник, бывший боксёр, его нокаутировал.
Потом, я помню, наступило потемнение: такое же потемнение, как когда мне было шесть лет, когда радикальный дисконтинуитет помрачил сознание в тот самый момент, когда я смотрел на голые ноги молодой медсестры, вводящей аллергены мне под кожу. На этот раз я упал к голым ногам Аннушки и, прежде чем совсем потерял сознание, услышал яростный голос немца: «Совсем спятил! Готов сдохнуть за обычную шлюху!»
И тут в темноте появился шрифт: Courier New. И по сей день я не знаю, то ли я читал то, что было написано, то ли смотрел, как в кино.
ИНТ. ЭЛИТНЫЙ ОФИЦЕРСКИЙ НАЦИСТСКИЙ КЛУБ, НОЧЬ
1943 ГОД, БЕЛГРАД. КЛУБ ПОЧТИ ПУСТ.
ТОЛЬКО ЗА ОДНИМ СТОЛОМ СИДЯТ: ЛИТЕРАТУРНЫЙ АГЕНТ КЛАУС (45), ТЕПЕРЬ ОН ОФИЦЕР ГЕСТАПО, ДОКТОР ГЕРМАН (30), НЕМЕЦ ИЗ БАРА, ТЕПЕРЬ ОН МОЛОДОЙ ПОЛКОВНИК, И ЛИЛИ (27), НЕМКА, СЛУЖИТ В ГЕСТАПО. ВСЕ ТРОЕ В ФОРМЕ. ГОВОРЯТ ПО-НЕМЕЦКИ.
КЛАУС ПОЛОЖИЛ СВОЮ РУКУ НА РУКУ ЛИЛИ, ЛЕЖАЩУЮ НА СТОЛЕ.
У СТОЛА СТОИТ ЯН, ОДЕТЫЙ КАК ДВОРЕЦКИЙ В БОГАТОМ ДОМЕ. ОН С УЛЫБКОЙ НАЛИВАЕТ ИМ ВИНО. ПОТОМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ЗА СТОЙКУ, СЛЕДЯ, ЧТОБЫ ГОСТИ НИ В ЧЁМ НЕ НУЖДАЛИСЬ. ОН СТОИТ ТАМ С ПОЖИЛЫМ ГОСПОДИНОМ, ШЕФОМ.