Я вернулся в кровать. Лежал и смотрел на потолок: на нём играли тени из внешнего мира, существовавшего без меня и совсем независимо от меня. Мир, который я хотел покинуть, но который шёл за мной, как тень, которая следует за человеком, убегающим от неё.
Вдруг кто-то громко забарабанил в дверь. Окошко в двери дрожало и дребезжало; кто-то явно пинал её ногами. В окне был виден силуэт крупной фигуры. Я вскочил и открыл дверь. Передо мной предстали датчанин и девушка из парка.
Он был так пьян, что еле стоял на ногах; не думаю, что он узнал меня. И я с трудом его узнал, потому что очков «а-ля Джон Леннон» на нём не было; наверное, именно поэтому он меня и не узнал, явно без очков он ничего не видел. Он сказал мне по-английски: «Слышь, ты можешь пойти немного прогуляться? На полчаса, час. А постель барышня после приберёт, она хорошая хозяйка». И протянул мне десять евро. Я опустил взгляд ему на ладонь.
— Если мало, говорите, не стесняйтесь, я ему переведу, — сказала девушка, явно гордясь знанием английского. При этом датчанин выжидающе посмотрел на меня.
Внезапно я так сильно ударил его по носу, что он упал, как подкошенный. Девушка завопила. Я встал на колени рядом с нокаутированным мужчиной, схватил его за волосы, приподнял и, убедившись, что он в сознании, заорал по-английски, совершенно теряя над собой контроль:
— Я отдал вам весь мир! Весь мир! Оставил себе лишь девять квадратных метров!
Всего девять чёртовых квадратных метров! А вы и за ними пришли, мать вашу? Хочешь, чтобы я завтра оставил шлагбаум открытым? Сволочи-колонизаторы…
Говоря это, я бил его головой о бетон. Девушка была в шоке от происходящего, а ещё и от того, что обычный железнодорожник, простой сторож, знает английский и использует его не для разврата, а для отправления правосудия.
Потом я сходил в дом и взял свой табельный пистолет. И банку клея «Магнетин», который мне оставили железнодорожные рабочие, чтобы я мог подремонтировать сторожку (особенно вечно протекавшую крышу), сказав, что он такой прочный, что им приклеивают маленькие металлические крепления между рельсами. Я держал на мушке датчанина, который уже взял себя в руки и встал, протрезвев в мгновение ока. Он сам поднял руки над головой, без моей команды.
— Ты, сучка, иди сюда! — сказал я девице. Она подошла, бледная как смерть и испуганная. — Вытащи деньги из сисек! Я знаю, что трусы у тебя остались в парке! — крикнул я. Она послушно сунула руку в лифчик и достала деньги, несколько купюр по 10 евро; такова была щедрость датчанина, его бизнес-лимит на дешёвое женское мясо.
— Вот это да, — удивлённо воскликнул я. — Да тут и ста евро нет! Сейчас я тебе добавлю! Девушка протянула мне деньги, я сжал ей запястье, и купюры полетели на землю. Затем, зажав банку между ног, я открыл её одной рукой, держа датчанина под прицелом, и полил купюры клеем. Девица как обезумела; она нагнулась и схватила их, но они все были в густом клее; бумажки прилипали к ладони, и она не могла их снять.
В этот момент у железной дороги, на маленькой площадке перед моим обесчещенным розовым монастырём, остановился полицейский микроавтобус с включённой мигалкой. Из кабины доносились звуки радиостанции; встревоженные голоса полицейских на задании.
— Брось оружие, — раздался голос из кабины. Я сразу положил пистолет перед собой. Из машины выскочили двое полицейских. Они надели наручники и на датчанина, и на девушку, удивляясь евро, прилипшим к ее правой руке. — Они причинили вам вред? — спросил один.
— Нет, — ответил я.
— Это служебное оружие? — спросил другой.
— Да, пистолет принадлежит Сербским железным дорогам. Вот гравировка, смотрите.
— Хорошо, — сказал первый. — Можете его забрать. К нам поступила жалоба на непристойное поведение: кричали, ломали инвентарь, мочились на памятник, занимались сексом в парке. Вы видели что-нибудь из этого?
— Не видел, — ответил я, потому что не хотел неприятностей, — не дай Бог мне быть свидетелем.
Полицейский смотрел на деньги, застрявшие в ладони девушки. «Боже мой, этот маньяк издевался над ней, давал ей деньги в клею, чтобы она не могла их использовать! И есть, и одновременно нет!» А другой добавил: «Вот что наркота делает!»
— Это не то — сказал я. — Я тут сегодня случайно клей разлил, мне его железнодорожные рабочие дали. Целая лужа натекла. Эти двое разбудили меня и предложили деньги, чтобы я ушёл, пока они в доме будут заниматься сексом. Я отказался, оттолкнул руку… деньги упали в клей. Она протянула руку, чтобы спасти их, и вот…
А потом их посадили в микроавтобус.
Что бы они ни говорили, им не поверят. Они были настолько пьяны, что даже не могли сказать, как их зовут.
Но я, белый монах, солгал, чтобы последние девять квадратных метров, которые я утаил от мира, сохранить для себя.
* * *
Естественно: если ты только начнёшь играть с ним в его игры, считай, он уже надел тебя на своё чёрное мохнатое тело, словно какую одежонку. Я бил человека, пусть даже в целях самообороны; а про клей наврал, чтобы меня не впутывали. Что ж, с полицией у меня проблем не было, а вот с Богом были, потому что весь покой, который я приобрёл здесь, я утратил в один день. Повторилась секунда дьявола, и следующий день был отвратительным. Вернулся шрифт нечестивого, и весь день он выглядел, как фильм ужасов, как сценарий из ада, вот так:
ЭКС. РЫНОК, ДЕНЬ.
ЗНАМЕНИТЫЙ РЫНОК В КРАГУЕВАЦЕ. ТОЛЧЕЯ, АРОМАТЫ, КРАСКИ, ЛЮДИ.
ЯН ПРОХОДИТ ЧЕРЕЗ БЛОШИНЫЙ РЫНОК.
КАМЕРА ПОКАЗЫВАЕТ ВСЁ ВЕЛИКОЛЕПИЕ БАЛКАНСКОЙ БЕДНОСТИ, БРЕДОВУЮ ИДЕЮ, ЧТО МОЖНО ПРОДАТЬ ВСЁ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ. НА КУСКАХ БРЕЗЕНТА И СТАРЫХ ПОДСТИЛКАХ РАЗЛОЖЕНО ЧТО ПОПАЛО: СЛОМАННЫЕ ТОРШЕРЫ И НАСТОЛЬНЫЕ ЛАМПЫ, ПОНОШЕННАЯ ОДЕЖДА, ВОЕННЫЕ КАСКИ И СТАРЫЕ ОРДЕНА, ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ САМОГОН В ПЛАСТИКОВЫХ БУТЫЛКАХ ИЗ-ПОД КОКА-КОЛЫ, ЖИВЫЕ КУРЫ, КРАДЕНЫЕ ПАМЯТНИКИ, РВАНЫЕ КРОССОВКИ…
ОДНОНОГИЙ ЧЕЛОВЕК СИДИТ РЯДОМ С БРЕЗЕНТОВОЙ ПЛАЩ-ПАЛАТКОЙ, НА КОТОРОЙ ОН РАЗЛОЖИЛ НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ ВЕЩИ: ФОТОГРАФИЮ ТИТО, ПИЛОТКУ С КОКАРДОЙ, СТАРУЮ КАСТРЮЛЮ И КОЛЕСО ОТ МАШИНЫ. НА ШЕЕ У НЕГО ТАБЛИЧКА: ИНВАЛИД ВОЙНЫ.
ЯН СМОТРИТ НА НЕГО СО СМЕСЬЮ ЖАЛОСТИ И СТРАХА: ЧЕЛОВЕК НА ГРАНИ ТОГО, ЧТО МОЖЕТ ВПАСТЬ В ПОЛНУЮ НИЩЕТУ, НО ПРИ ЭТОМ ДУХ ЕГО НЕ ПОКИДАЕТ.
ЯН ВХОДИТ НА ТУ ЧАСТЬ РЫНКА, ГДЕ ПРОДАЮТ ОВОЩИ И ФРУКТЫ. ГОМОН, ТОЛПА, ТОЛКАЮЩИЕСЯ ЛЮДИ.
ОН ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ У ОДНОГО ПРИЛАВКА С ЯБЛОКАМИ. ВЫБИРАЕТ И ДАЁТ ИХ ПРОДАВЦУ. ПРОДАВЕЦ ПЬЁТ САМОГОН ИЗ БУТЫЛКИ, САМОГОН ТЕЧЁТ ПО ВОЛОСАТОЙ ГРУДИ. НА НЁМ ГРЯЗНАЯ РУБАШКА; КОГДА ОН ПОДНИМАЕТ РУКУ, ЧТОБЫ ПОЛОЖИТЬ ЯБЛОКИ НА ВЕСЫ, СТАНОВЯТСЯ ВИДНЫ КРУГИ ОТ ПОТА ПОД МЫШКАМИ.
ВЗГЛЯД ЯНА ПАДАЕТ НА ОДИН ИЗ ПРИЛАВКОВ ПОЗАДИ ЭТОГО.
МЫ ВИДИМ: ПРОДАВЕЦ ЖАДНО ГЛОТАЕТ БУЛКИ С КЕБАБАМИ, А МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК, ЕГО СЫН, НЕ СТАРШЕ ПЯТИ ЛЕТ, УМОЛЯЮЩЕ СМОТРИТ В РОТ ОТЦУ, КОТОРЫЙ ПЕРЕЖЁВЫВАЕТ КЕБАБЫ ОДИН ЗА ДРУГИМ. САДИСТСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ НА ЛИЦЕ ОТЦА. НАКОНЕЦ ОТЕЦ СМИЛОСТИВИЛСЯ, ОН ВЫНИМАЕТ ОДИН КЕБАБ ИЗ БУЛКИ И ДАЕТ РЕБЁНКУ.
РЕБЁНОК БЕРЁТ КЕБАБ, НО ТОТ ОЧЕНЬ ГОРЯЧИЙ, ОН ОБЖИГАЕТСЯ И ВЫПУСКАЕТ ЕГО ИЗ РУК. КЕБАБ ПАДАЕТ НА ЗЕМЛЮ.
ОТЕЦ НАБРАСЫВАЕТСЯ НА НЕГО И ЖЕСТОКО БЬЁТ НОГАМИ И РУКАМИ.
отец