Розовощекая кивнула и велела нам следовать за ней.
Женщина повела нас в ярко освещенный зал, в центре которого я увидел круглый стол, рассчитанный на восемь персон, в окружении обитых бархатистой тканью стульев с подлокотниками. Его зеленая скатерть напомнила мне бильярдное сукно. Она аккуратно обрамляла ножки стола, свешивая к полу короткую золотистую бахрому.
Остальные столы, более привычной для меня формы, двумя ровными рядами прижимались к краям зала. Их отгораживали друг от друга тонкие стены.
Официантка проводила нас в одну из таких кабинок. Я успел заметить, что все кабинки пустуют. Странно. В кафе «У Рябины» в это время всегда было многолюдно.
Женщина поправила на нашем столе белую скатерть и ушла, не сказав нам ни слова.
«Чувствую себя посылкой, которую бросили на стол дожидаться адресата», — пожаловался я.
«Персонал ресторана ясно дает понять, что не признает за вами права находиться в их заведении».
— Хороший тут сервис, — сказал я.
— Да уж, обслуживание здесь, наверняка, на высшем уровне, — ответила Гадюка. — Только не для всех. Без леди Сороки в этом клубе нам не подадут даже чай.
Рассматривая пустой зал, мы с Гадюкой скучали до прихода графини. Изредка обменивались пустыми фразами. Принюхивались к проникавшим в зал из кухни ароматам. Живот Гадюки приветствовал их урчанием. Я же старался не морщиться, мысленно проклинал криворуких поваров, четко улавливая в знакомых запахах пищи фальшь. Если бы стряпней на кухне сейчас занимался я, животы урчали бы даже у скучавших на входе девиц.
«Ты только обещаешь, — сказал Ордош. — Я пока даже яичницу в твоем исполнении не попробовал».
«Подожди, колдун, — сказал я. — Ты еще узнаешь, какие шедевры кулинарного искусства может творить хорошо обученный талантливый повар, имеющий за спиной сотню лет практики».
Леди Сорока ворвалась в зал полная энергии, источая хорошее настроение. Черную повязку на лице она заменила белой. Ее правый глаз задорно блестел, на пухлых губах сверкала улыбка.
— Вы уже здесь?! — сказала она. — Великолепно! Просто замечательно!
Чеканя шаг, позвякивая шпорами, графиня устремилась к нашему столу. Она шла уверенно, размахивая правой рукой, а левой пытаясь придерживать оставленную в гардеробе шпагу. Но я уловил, что к ароматам из кухни с ее появлением добавился спиртной запах.
— Неси бутылку вина, — приказала леди Сорока знакомой нам официантке, следовавшей за ней по пятам. — А лучше сразу две. И что-нибудь поесть. Чем это пахнет? Мясо с овощами? Великолепно! Его и подавай. А еще салаты и нарезки.
И сказала уже нам:
— Ваше с богиней лечение, мальчик, дало неожиданный результат.
— Хочу поделиться с вами своей радостью, — сказала графиня. — Дочь сегодня выглядит значительно лучше. Кушает с аппетитом. Даже порывается встать с кровати. Что бы там ни сидело в ее теле до вчерашнего вечера, сегодня в ней этого, без сомнения, нет. И еще…
Леди Сорока залпом осушила бокал вина.
— Великолепно!
Промокнула губы салфеткой.
— Богиня вчера излечила не только синюшку! — сказала графиня. — Пять лет назад моя девочка игралась с охотничьими псами. И кобель имперской гончей отхватил ей три пальца правой руки. Я, конечно, задушила гада собственными руками! Но это не вернуло дочери оторванные фаланги.
Графиня прикоснулась к прикрывавшей левый глаз повязке.
— Я знаю, что такое быть калекой. Но я лишилась глаза на службе. А представьте, каково остаться без пальцев в детстве! Слушать, как дети за спиной называют тебя беспалой! А ведь она еще и мечтала пойти по моим стопам, стать офицером. Кому нужны в армии инвалиды?
Я наполнил графине бокал. Убрал пустую бутылку.
Мы с Гадюкой успели лишь пригубить вино. Неплохое. Но, на мой вкус, излишне терпкое.
— А сегодня утром я увидела чудо! Богиня прислушалась к твоим молитвам, мальчик! И пожалела мою деточку. Она вырастила дочери пальцы! Мы заметили это только утром. Они еще тонкие, заметно тоньше остальных, хоть те и усохли за время болезни. Полностью отросли только кости. Но пальцы шевелятся! Они слушаются ее! Это главное. А мясо нарастет!
«А я-то гадал, почему заклинания растворяются, как в бездонной бочке, — сказал Ордош. — Всех голубей извел. А оказывается, я еще и пальцы восстанавливал. Ладно, хоть не ногу! Трех десятков голубей не хватило бы».