— Нет, вы только представьте себе, что бы с нами было, если б не Киля! — разглагольствовал Димон, подливая себе чаю из термоса. — Разве кто-нибудь из нас сумел бы так вовремя подвернуть ногу? Да никогда. Мы бы тихо-мирно доплелись до своих Зипунов, и что? Стеша бы сейчас с выражением читала в клубе «Выхожу один я на дорогу», я бы по дружбе подсказывал ей пропущенные слова, а бабка Агафья опять рыдала на строчке «но не тем холодным сном могилы» (Нет, нет, драться нечестно!), Лавруша кормил бы своего хомяка и мечтал бы, мечтал…
— О чем?
— Ну, не знаю. О слоненке. Об удавчике. О домашнем зверинце. Я хочу сказать, что все было бы, как в прошлом году и в позапрошлом…
— Разве в прошлом плохо было?
— Подожди. Представьте теперь, что тот же Киля, усаженный на рюкзак и едущий по снежной пустыне, не глядит зорко по сторонам, а только плачет, стонет и охает. Что получится? Мы проходим мимо волшебной колеи и пропадаем в дикой чаще. Мы не попадаем в этот волшебный дворец.
— Что в нем волшебного?
— Все! Все, начиная от скатерти-самобранки…
— Холодильника-самобранца.
— …кончая тем, что тепло. Как в Крыму. Но знаешь ли ты, великий ломатель ног и открыватель путей, что на твоем месте я бы не торопился радоваться. Я бы не сидел с набитым ртом, не сиял глазами и носом, а вспомнил кое-какие сказочные истории, читанные в детстве.
— Мальчик с пальчик?
— Или Баба-Яга. А еще лучше — Аленький цветочек. Помнишь, что там бывает обычно, когда заблудившийся путник набредет в лесу на сказочный замок, на такой вот санаторий на курьих ножках? Да-да, ты правильно вспомнил: обычно появляется чудовище.
— Рр-ы-ы! Ррр-ры! — Лавруша состроил такую страшную гримасу, что Киля даже взвизгнул — то ли от страха, то ли от восторга.
— И добро, если над ним нужно только поплакать, — продолжал Димон. — Стеша с этим справится, их в театральном кружке специально обучают лить слезы по заказу. А если это чудовище…
— Ну, хватит, — сказала Стеша. — Тебе обязательно нужно меня обидеть.
— Чудовище или нет, а хорошо бы все-таки найти хозяина. Или хозяев, — поправился Лавруша. — И показаться им, чтоб знали, что мы здесь.
— Успеется. Мы же убегать не собираемся. Я, по крайней мере, с места не двинусь.
— Не убегать, а попросить, чтобы они позвонили нашим в Зипуны. У них здесь должен быть телефон или что-нибудь.
— Ой! Мои, наверно, с ума сходят.
— И мои.
— А мы сидим тут, пируем, как в ресторане.
— Я сейчас, — сказал Киля и захромал к раздаточному окну. Туловище его исчезло в полутемной щели, мелькнули ботинки, едва не сбив стопку тарелок. Через минуту он уже звякал то ли ключом, то ли задвижкой и открывал им дверь с другой стороны.
— Прошу!
Лицо его, несмотря на запугивания Димона, по-прежнему сияло.
Ребята встали из-за стола и один за другим пошли к дверям. Перед тем как перешагнуть порог, каждый задерживался на секунду — поправить волосы, вытереть губы, застегнуться. Кухня уже казалась им своей, домашней, само же кафе — полутемное и пустое — немножко пугало.
— Ого, вот это елочка!
— Не хуже, чем у нас в интернате.
— И картинки по стенам.
— Сатира и юмор.
— Смотри, какой старикан.
— Умора!
— А посредине-то круг, как стеклянный.
— Неужели для танцев?
— А то нет! Столики кругом, вон там — музыканты.
Они переговаривались почему-то шепотом и осторожно пересекали полутемную залу. Свет в нее падал только сзади, из кухни, и еще впереди светилась вертикальная полоска. Они дошли до нее, Димон подергал рукоятку и не сразу понял, что эта дверь не на петлях, а на роликах — откатывается. Лавруша толкнул ее вбок, дверь неслышно отъехала, и они так и застыли на пороге, прижавшись друг к другу и невольно отшатнувшись от того, что увидели.
В ярко освещенном вестибюле, на полу, почти у их ног ничком лежал человек в белом халате.
Немного подальше, привалившись спиной к стене, глаза широко открыты, остановившийся взгляд, — еще один.
Наверх шла лестница, и на верхней площадке, свесив руку в щель между прутьями перил, — третий.
5
То, что карта была цветная, особенно бросалось в глаза рядом с белым экраном, висевшим тут же на стене. Коричневые многоугольники города, синяя полоса реки и над ней — восходящими клубами зеленые пятна — лес. Паутина проселочных дорог редела к краям, но и там даже маленькие деревеньки, мостики через ручей или островки на реке были вырисованы очень тщательно, некоторые названия подчеркнуты красной чертой.