Такая же красная пунктирная черта шла от города в правый верхний угол.
Дымящаяся сигарета, зажатая в цепких пальцах, описав дугу вдоль этой черты, застыла на секунду в воздухе, затем вернулась в светлую гущу бороды и усов. Человек затянулся и продолжал с середины фразы:
— …обычная трасса нашего вертолета. При спокойной погоде долетаем за тридцать — сорок минут. Можно было бы, конечно, и по прямой, но выигрыш времени пустяковый, а с наземными ориентирами гораздо хуже. Да и опуститься негде в случае чего — сплошной лес и сопки.
Бородач изобразил ладонью в воздухе, какие они неровные, эти сопки.
Его собеседник кивнул и что-то записал в блокнот. На нем была милицейская форма с новенькими погонами — капитан.
— Ну, а если буран? Снегопад? Такое, наверно, уже бывало раньше? И не раз.
— Тогда — вездеход. Он идет, конечно, не так быстро, но часа за три доползает. Груза поднимает столько же и вообще надежнее, но мы пользуемся им только в крайнем случае. Ближе, чем на полкилометра к «Карточному домику» подъезжать ему запрещено. Так что приходится все перегружать в обычные сани и дальше тащить так — когда лошадью, когда вручную. Удовольствие, сами понимаете, маленькое.
— Да, кстати, я с самого начала хотел спросить: почему так далеко от города и от шоссе? И почему нельзя близко подъезжать? И откуда такое название: «Карточный домик»?
— Вы правы — это существенно. Если бы позволяло время, я прочел бы вам подробную лекцию, но времени нет — постараюсь покороче.
Оба вернулись к длинному столу, делившему кабинет на две равные части. Один конец стола был застелен листом ватмана и уставлен пепельницами, коробками с сахаром и печеньем, бутылками минеральной воды. Пожилая женщина с пышными седыми волосами, сидевшая там же, разлила по чашкам дымящийся кофе.
— Спасибо, Тамара Евгеньевна. Нет, сахара не надо. Может, товарищу капитану… Тоже нет? Боюсь, что за эту ночь нам предстоит опорожнить не один кофейник.
Он опустился в кресло и так сильно расправил плечи, что олени на его свитере словно бы отбежали один от другого.
— Вы спрашиваете, почему «Карточный домик»? Видите ли, за последние десять лет в науке все чаще приходится пользоваться сверхчувствительными приборами. И, с точки зрения этих приборов, жизнь в городах — сплошная тряска. Проедет груженый самосвал, заработает где-нибудь по соседству отбойный молоток, и их стрелки немедленно начнут прыгать из стороны в сторону. Установите их на самом прочном, массивном фундаменте, им все равно будет казаться, что он постоянно дрожит, вибрирует, вздрагивает. И они отказываются работать в подобных условиях с нужной точностью.
— Этакие принцессы на горошине, — вставил капитан.
— Вот-вот. Что же получается? Микроскопические колебания почвы и зданий могут исказить, свести на нет результаты тончайшего многодневного эксперимента. И добро бы только механические вибрации. А что творится в эфире! У вас есть радиоприемник?
— Конечно.
— Если у проезжающего троллейбуса сорвется штанга или нерадивая хозяйка в соседнем квартале устроит короткое замыкание, вы услышите потрескивание — и все. А для некоторых чувствительных радио- и телесистем это будет тем же самым, что, к примеру, для телескопа — птица, усевшаяся на его объектив. Поэтому и было решено для всех сверхчутких, сверхтонких, сверхчувствительных «принцесс» выстроить специальный институт. Вдали от всего трясущегося. На идеально спокойной земле. С идеально чистым, непотревоженным эфиром. Наш «Карточный домик».
— Наш? Вы все еще называете его нашим, — с раздражением сказала женщина.
Бородач раздавил в пепельнице окурок и успокаивающе похлопал ее по руке.
— Тамара Евгеньевна была против того, чтобы этот институт взваливали нам на шею. Действительно, тяжеловато. Но уж очень место для строительства было удобным. Промышленных предприятий поблизости никаких. Сейсмическая активность (отголоски дальних землетрясений) почти не чувствуется. И в эфире все спокойно — даже грозы редко бывают. Так что пришлось согласиться. До сих пор, кажется, справлялись, и неплохо, а тут… Тут такое дело, что без вашей помощи не обойтись.
Капитан задумчиво пощипал себя за переносицу.