Маленький домашний зоопарк — вот чем казалась эта комната на первый взгляд. По стенам одна на другой стояли клетки, вернее, просторные деревянные ящики, обтянутые с открытой стороны проволочной сеткой. Большинство животных спало. Несколько птиц наверху перепорхнули с планки на планку, но как-то неумело. Одна даже сорвалась и судорожно попыталась взлететь обратно, испуская негромкое жалобное щебетанье.
— Гляди, — ахнул вдруг Лавруша и потянул Димона к нижней клетке справа.
— Чего? — не понял Димон. — Лиса как лиса.
— А там — в глубине.
Они присели на корточки и ясно увидели в полумраке лису и двух кур, преспокойно клевавших зерна, засыпанные в деревянный желобок. Рядом же, через стенку от них, в пушистом посапывающем комке из лап, хвостов и голов ясно можно было разглядеть нечто еще более поразительное: двух кошек, спящих в обнимку с довольно здоровой дворняжкой.
— Чудеса дрессировки, — пробормотал Димон.
— Да, если только… — начал было Лавруша, но так и застыл, округлив губы на букве «о».
Ибо в этот самый момент они наконец услышали у себя над головами то, чего все время ждали и надеялись не дождаться, хотели услышать и боялись — явственные человеческие шаги.
Одних этих шагов было бы достаточно, чтобы заставить их сердца колотиться с сумасшедшей скоростью. Но будто кто-то решил испытать предел их храбрости, самообладания и выдержки: сразу вслед за шагами наверху раздался неясный шум, стукнуло распахнувшееся окно и грохнул выстрел.
Лиса открыла глаза и вскочила на ноги, насторожив уши.
Куры заклохтали и забегали вокруг ее лап, будто ища защиты.
Прошло еще несколько секунд, заполненных бешеным стуком сердец и прерывистым дыханием, и наверху грохнуло еще раз.
Этот второй выстрел хлестнул по их натянутым нервам как кнутом. Не помня себя, не взглянув друг на друга, Димон и Лавруша бросились бежать, вылетели из комнаты-зоопарка, краем глаза заметили какое-то странное красное свечение за морозными узорами окна, но, не успев даже задуматься, откуда оно, вихрем пронеслись по коридору мимо фотографий, мимо дверей, мимо самоходной скамейки и выскочили на лестницу как раз в тот момент, когда по ней сверху — да-да, прямо на них, и уже не спрятаться — в расстегнутом комбинезоне и унтах, меховой капюшон откинут назад с моложавого усмехающегося лица — спускался человек — огромный, широкоплечий, с большим черным пистолетом в опущенной правой руке.
7
— Я слышал, что бывают еще такие темные бабки — пугают маленьких детей милиционером. — Капитан встал от стола и пошел навстречу вошедшим. — И если ребенок впечатлительный, испуг может остаться у него на всю жизнь.
— Моей темной бабке некогда было меня пугать: она читала лекции в университете, — холодно сказала Этери. — Но милиция здесь, в научном городке, в такое время… Что-нибудь случилось?
— Кроме пурги, ничего существенного. — Капитан взял ее за рукав шубки и мягко потянул к столу, делая остальным знаки, чтоб не вмешивались. — Просто нам очень нужна одна консультация, а с «Карточным домиком» связи по-прежнему нет. Может, вы нам поможете? Дело такое срочное, что мы решились разбудить вас посреди ночи.
— Я не спала, — сказала Этери, присаживаясь на краешек стула, придвинутого ей директором.
Остальные тоже уселись на прежние места.
— Андрей Львович сказал мне, что вы работаете в «Карточном домике» вместе с доктором Сильвестровым. Над этой машиной памяти… или антипамяти — как ее?..
— «Мнемозина».
— Вот-вот. Расскажите нам о ней поподробней.
— Но что же я могу рассказать? — Она снова окинула всех тревожным взглядом. — Ведь мне поручена только техническая часть — монтаж схем, наладка, настройка. Я кончала радиотехнический факультет. Физиология мозга, биоэлектроника — в этом я почти не смыслю.
— Я — тем более. Но нам сейчас нет нужды входить в научные подробности. Расскажите просто, как проходили опыты, с чего вы начинали, на чем спотыкались. Так сказать, краткую биографию «Мнемозины».
— Начинали мы с простейшего — вырабатывали условный рефлекс у морской свинки, а потом при помощи «Мнемозины» снимали его.
— Устраивали сеанс тормозящей радиосвязи?
— Ого, какие термины вы знаете.
— Этери! — укоризненно воскликнул директор.
— Да, сеанс торможения. Пятнадцать — двадцать секунд, и животное начисто забывало свой рефлекс. Но сможем ли мы вернуть память — вот в чем было главное условие задачи. Мы попробовали записывать весь радиосеанс на магнитофонную ленту и потом пускать обратно. Сначала ничего не получалось. Требовалась очень высокая точность и чистота записи, а в городе все время помехи. Но когда нам дали место в «Карточном домике»…