Игорь Ефимов
ПУРГА НАД «КАРТОЧНЫМ ДОМИКОМ»
1
В комнате пахло горячим сургучом и дровами. Дрова лежали рядом с гудящей печкой. Пожилая женщина в валенках и платке брала полено, стряхивала с него снег и совала в открытую дверцу. Громко зашипев, полено исчезало в пламени. Другая женщина, помоложе, стояла за барьером около электроплитки. Сургуч таял, тянулся из банки за щепкой-мешалкой, и молодая с любопытством следила за коричневой лентой — когда порвется. В углу пискнул зуммер. Обе женщины разом подскочили к старенькому телефонному коммутатору, но молодой было ближе, она опередила и первая взяла наушники.
— Ночлегово слушает.
— Анечка, ты? — раздалось в наушниках. — Ответь директору интерната. Интернат, даю Ночлегово.
— Ночлегово? Ну, где там Зипуны? Сколько можно ждать?
— Алексей Федотыч, но я же вам говорила — не отвечают Зипуны. Наверно, обрыв. Пурга-то какая — слышите?
Она повернула микрофон в сторону окна, за которым с воем и свистом несся снежный поток.
— Что же вы мне пургу даете слушать?! У меня здесь на третьем этаже пострашнее воет. Вы мне Зипуны, Зипуны дайте!
Молодая нащупала в ряду нужный штекер, вставила его в гнездо и несколько раз нажала на кнопку вызова.
— Ну вот, опять не отвечает. — Голос ее звучал жалобно. — Наверняка обрыв. Или Новый год до сих пор празднуют.
— Хорошо он начался, этот новый год, ничего не скажешь.
— А что случилось, Алексей Федотыч?
— Ребята зипуновские ушли домой, вот что. Четверо.
— Ах, разбойники, — воскликнула пожилая. — Ах они неслухи окаянные!
— Да не они, — закричал директор интерната. — Это я! Я неслух. Говорила мне утром тетя Паня, уборщица, не пускай их, Федотыч, малые они еще да глупые. Так нет же, я все свое: пятый класс, взрослые люди, инициатива, нужно доверять. Вот и доверил. Где они теперь, эти четверо? Дошли? Нет? Успели до пурги? Сижу теперь и трясусь. И поделом мне.
— Да как же вы отпустили? За пятьдесят километров!
— Какие пятьдесят? Это по большаку пятьдесят. А они напрямки на лыжах. Там по лесной-то дороге и двадцати не будет. Они уже сколько раз так ходили.
— Тогда и сейчас дошли. Все по домам сидят. Пурга часа в два началась, не раньше. Если с утра вышли, так должны бы дойти. Вы не волнуйтесь. А моя как там у вас? Не попадалась вам на глаза?
— Ваша нормально. Мышку вчера на елке играла. Вообще, способная. Как пурга кончится, привезем ваших на каникулы.
— Когда еще она кончится.
— Вот именно, что когда. Уж вы, Анечка, если Зипуны ответят…
— Конечно, Алексей Федотыч, конечно. Сразу же соединю.
В наушниках стихло, и снова комната наполнилась монотонным свистом ветра и гудением пламени в печке.
— Зипуновские все отчаянные, — сказала пожилая. — А хуже всех председательша ихняя, Ешкилева. Еще прошлый год с тигроловами за зверем ходила.
— Да ну?
— Вот тебе и «да ну». — Пожилая окинула взглядом кучу поленьев. — Запасти, что ли, тебе дров на ночь…
Она натянула ватник и вышла на улицу, но тут же, задыхаясь, влетела обратно. Все лицо ее было залеплено снегом.
— Повалил — видала! Только с крыльца сошла, ну чисто как машина налетела. Уж и не упомню такой пурги.
Молодая вздохнула и принялась запечатывать сургучом пачку заготовленных бандеролей.
Снова запищал зуммер.
— Ночлегово! Вас вызывает научный городок.
— Ой, а зачем? — всполошилась молодая.
— Не знаю. Научный городок? Говорите. Ночлегово слушает.
Незнакомый голос звучал слабо. Казалось, он устал проталкиваться сквозь щелчки, шорохи и писки на далекой линии.
— Здравствуйте, Ночлегово. Скажите, с кем я говорю?
— С Анечкой. То есть с начальником отделения связи.
— Сейчас, Анечка, одну минуту. Я потерял вас на карте. Ага, нашел. Ночлегово. Да, вы как будто ближе всех.
— Ну, что вы. Мы, наоборот, самые дальние.
— От чего-то дальние, от чего-то ближние. «Карточный домик» знаете?
— Нет.
— Новый филиал нашего института. Километров двадцать пять к востоку от вас, такой большой зеленый дом.
— А, это где ученые живут? Я что-то слыхала. Его лет пять назад строили.
— Мы с утра не можем с ним связаться. То ли радио у них отказало, то ли случилось что-нибудь. Хотели полететь, как обычно, на вертолете — ветер не дал. Послали вездеход, но и от него никаких известий. Может, вы нам поможете.
— Да как же? От нас и дороги к ним нету.
— Дорог там вообще поблизости нет. Этот корпус специально выстроен подальше от дорог.
— А если на лошадях, то сами понимаете…
— Нет, и на лошадях не надо. Но там неподалеку стоит дом лесника. Вот с ним — нет ли у вас телефонной связи?
— А и правда, есть радиотелефон. Только ему зимой почти не звонят, я и забыла. Соединить вас? Я сейчас.
Штекер с мягким щелчком вошел в свое гнездо. Пожилая подсела рядом и подперла голову рукой, зажав в ней третий наушник. Хотя нужды в нем не было — радиотелефон давал усиление звука через динамик.
— Странно, — сказала молодая. — Трубку сняли и молчат. Алло? Это дом лесника? Ответьте научному городку. Алло… Алло…
— Дайте мне послушать, как они там молчат, — сказал голос из научного городка.
— Даю.
— Да, история. Постойте-ка, а это что за звуки? Помехи на линии?
— Я тоже так сначала подумала. Но нет, таких помех я что-то не слыхала.
— Вам, Анечка, это что-нибудь напоминает?
— Да. Похоже, что собака скулит.
— Вот и мне так кажется.
— Скулит и подвывает.
— Стоп. А это что было?
Молодая испуганно переглянулась с пожилой и, когда та кивнула, сказала почему-то шепотом:
— Будто стрельнул кто неподалеку…
Стало тихо.
Все трое напряженно вслушивались, и вот сквозь шорохи и потрескивания до них через километры пурги и леса донесся слабый, но явственный звук, уже не оставлявший сомнений. Выстрел. Еще один.
— Да-а… Что-то мне все это перестает нравиться.
В голосе человека из научного городка теперь звучала такая серьезная тревога и озабоченность, что молодая не решилась что-нибудь сказать.
— Анечка из Ночлегова, у меня к вам просьба. Вызывайте этого лесника каждые полчаса. Если кто-нибудь ответит, дайте знать. Хорошо?
— Обязательно.
— А мы тут пока обдумаем, что можно предпринять.
Телефон отключился. Молодая вынула штекер из гнезда, и он быстро скользнул на свое место, утянутый пружинящим проводом.
— Кругом наука, наука, — вздохнула пожилая, — а с погодой справиться не могут. Вона чего вытворяет. Чего хочет, то и делает.
— Молчали бы вы, Феоктистовна, насчет науки, — взорвалась молодая. — Вам операцию сделали, жизнь спасли, а вы все ворчите.
— Да, как мне черепушку открыли и опухоль выковырнули, про это ничего не скажу — чудо да и только. И не болит теперь, и не давит. А вот против погоды…
— А против погоды пока и печка помогает. Дров-то хватит ли? Мне, я вижу, придется всю ночь здесь дежурить.
— Надо бы добавить. — Пожилая поднялась, затягивая платок.
— Вас опять собьет.
— А я по стенке, по стенке. Дрова такое дело — их сколько ни запасай, лишних не будет.
Перед дверью она набрала побольше воздуха и исчезла в темных сенях.
Только она вышла, зуммер запищал в третий раз.
Молодая надела наушники и сразу же заулыбалась, закричала обрадованно:
— Зипуны! Наконец-то. Что у вас там было? Почему не отвечали?
— Да оборвало над самой крышей. Мы звоним, звоним — ничего понять не можем. Только сейчас починили.
— Ну как там ребята ваши? Дошли?
— Какие ребята?
— Интернатские. Которые утром на лыжах вышли.
На другом конце замолчали, потом сказали упавшим голосом:
— Нет. Никто не приходил.
— Да может, вы не знаете? Может, они пришли и по домам сидят.