— Пожалуйста, покиньте рубку. У вас истерика. Вы мешаете нам работать.
Та посмотрела на него то ли с изумлением, то ли с укоризной — «и вы?», — но сказать уже ничего не могла. Только сжала виски ладонями и быстро вышла.
— «Визгом жалобным и воем надрывая сердце мне…» — прокричал репродуктор. — Ну что? Теперь-то верите, что я не чокнутый, как Сазонов? Почему вы замолчали?
Капитан встал, подвинул освободившийся стул Этери.
Та поспешно уселась на него, повернула к себе микрофон и зачем-то погладила его. Будто успокаивала.
— Да, Коля, мы верим. Память у тебя замечательная. И она в полном порядке. Теперь скажи — ты готов нам помочь?
— А чего делать?
— Я буду тебе говорить. Но ты должен исполнять каждый приказ в точности. Это очень важно — понимаешь? И все время сообщать мне по радио, что ты делаешь и что видишь перед собой.
— Это что же? Передатчик с собой таскать? Мне его не унести.
— Там в коридоре багажный кран. Такая скамейка, катящаяся по рельсам, — видел?
— Ага.
— Вот тебе первый приказ: взять скамейку, закатить ее в радиокомнату и погрузить на нее передатчик.
Послышались удаляющиеся шаги, немного погодя — постукивание, пыхтение; все напряженно вслушивались, и когда раздалось «Фу, готово», — с облегчением вздохнули.
— Теперь выкатывай его в коридор и тяни за собой. Если антенна не пройдет в дверях, отогни — она гибкая. А электрический шнур вытягивай, не бойся. Он длинный, на катушке. Ну как? Пошло?
— Ага. Легко катится. Вышел в коридор — куда теперь? Налево, направо?
— Направо. Иди не спеша. Дверь шестая или седьмая, точно не помню. На ней написано: «Лаборатория Сильвестрова. „Мнемозина“». Да, и пожалуйста: все время считай вслух.
— Кого считать?
— Никого. Просто числа по порядку: один, два, три, четыре…
— Умница, — шепотом сказал капитан и пожал руку Этери, лежавшую на столе.
— Зачем? — спросил Киля. — Думаете, я считать не умею?
— Так мы сможем следить за твоей памятью. Если начнешь сбиваться, прикажу все бросить и бежать в дом лесника. Ну, давай.
— Один, два, три, четыре…
Киля выговаривал каждую цифру гораздо старательней и торжественней, чем слова стихотворения. На счете «четырнадцать» он вдруг умолк. В радиорубке затаили дыхание.
— Что случилось? Почему ты замолчал?
— Пятнадцать, шестнадцать… Дошли мы до той двери. И табличку читали… Семнадцать, восемнадцать…
— Кто это «мы»? Сколько вас там?
— Да один я, один. Никого больше нет. Девятнадцать, двадцать.
— Что на табличке?
— «Мнемозина» какая-то… двадцать один, двадцать два, двадцать три… И снизу записка: «Идет опыт, прошу не входить». Двадцать четыре, двадцать пять…
Этери беззвучно пошевелила пересохшими губами. Капитан поймал ее взгляд, достал с полки сифон с газированной водой, наполнил стакан. Она благодарно кивнула ему, задыхаясь, отпила несколько глотков. — Коля, теперь начинается самое важное и трудное. Ты войдешь в эту лабораторию…
— А если она заперта? Двадцать шесть, двадцать семь…
— Я скажу тебе шифр замка. Войдешь в нее — не пугайся. Возможно, на полу будет лежать человек без сознания.
— Какой человек?
— Ничего страшного, обыкновенный. Худой, в белом халате… У него очень высокий лоб. В общем, сам Сильвестров.
— Двадцать восемь, двадцать девять… Нет, высоколобого там нет. Он в вестибюле лежит, на полу… Так лежит, будто хочет гребануть рукой и поплыть.
— Значит, у него хватило сил выбраться, — сказала Этери, оглянувшись. — Я больше всего боялась, что он свалился рядом с «Мнемозиной». В зоне самого сильного излучения.
— Я войду, а чего делать?
— Прежде всего, продолжай считать. Не делай никаких пауз. И считая, постепенно иди к окну. Там стоит большой аппарат — лампочки, переключатели, стрелки приборов. Ты что-нибудь смыслишь в радиотехнике?
— В кружке-то я занимался… Тридцать, тридцать один, тридцать два…
— Вот это молодец. Тогда входи. Когда дойдешь до аппарата, скажешь. Входи и считай.
Было слышно, как скрипнула дверь, как Киля ступил с мягкого ковра в коридоре на твердый пол комнаты, как зашуршали ролики подвесной дороги. Этери поднесла руку ко рту и прикусила костяшки пальцев, капитан прибавил звук в репродукторе. Директор и радист, стоя у них за спиной, мучились вынужденным бездельем и непрерывно курили.
— …Сорок восемь, сорок девять… Дошел до аппарата. Он, похоже, включен. Пятьдесят, пятьдесят один… Лампочки горят, гудит слегка…
— Коля, посредине прямо перед тобой — широкая никелированная пластина. По углам две защелки. Видишь?
— Да.
— Отстегни защелки и открой ее.
— А как она?.. Ага, понял… Сейчас… Во! — сама подскочила. Пятьдесят три, пятьдесят четыре…
— Что ты видишь перед собой?
— Вроде магнитофон… Или даже два… Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь… Один с широкой лентой, другой с тонкой… Пятьдесят восемь, пятьдесят девять… Широкая кончилась вся, катушки остановились.
— А тонкая?!!
— Еще крутится… Шестьдесят, шестьдесят один… Но тоже совсем мало осталось… Скоро остановится.
В радиорубке произошло движение. Все словно качнулись вперед, но капитан, раскинув руки, удержал — «не мешайте ей!» Этери напряглась, откинула волосы со лба и вдруг начала говорить быстро и решительно, не обращая ни на кого внимания. Каждая фраза звучала отчетливо, как команда, и тем страннее казались просительные, умоляющие интонации, прорывавшиеся время от времени:
— Все понятно… Считать больше не надо. Коля, тебе опасность не грозит. Но другим!.. Ты можешь спасти их. И должен! Только времени очень мало… Не перебивай. Прежде всего: справа на пульте оранжевый переключатель. И надписи: торможение, растормаживание. На что он включен? Торможение?.. Я так и думала. Поверни его против часовой стрелки до щелчка. Повернул? Широкая лента пошла в обратную сторону?.. Очень хорошо. Теперь самое главное. И самое ответственное. Сосредоточься только на деле, ни на что не отвлекайся. Слева на стене ящик. Он не заперт. Достань из него три вещи: запасную бобину с тонкой лентой, зажим, похожий на бельевой, и розовую бутылочку с клеем. Тебе приходилось склеивать магнитофонную ленту?.. Смазать кончики клеем, сжать, под пресс — все верно. Только о прессе не может быть и речи. Клеить тебе придется на ходу. Катушка не должна останавливаться ни на секунду — понял? Там, у основания вращающейся бобины, торчит свободный кончик ленты. Вот его надо подклеить к запасной. Знаю, что трудно, знаю… Но Коля — надо, чтоб вышло! Причем с первого раза. Второй попытки не будет. Ты готов? Оба конца смазал? Теперь быстро соедини их и сожми зажимом… Ну?.. Зажим пусть крутится с катушкой — ничего, он легкий. А запасную поворачивай, поворачивай, чтобы лента не перекрутилась. Много еще ее на катушке?… Следи, Коля, следи. Когда останется несколько витков, сними зажим… Не бойся, клей особый, схватывает за минуту. Запасную бобину насади на палец или на карандаш. И приготовься — тебе придется ее немного подержать вручную. Потом снимешь ту, опустевшую, насадишь на освободившийся штырек новую. Что?! Кончается? Быстро — снимай зажим! Запасную поворачивай до последнего момента!.. Коля, миленький, ну? Что там у тебя?! Что?
Пауза тянулась несколько секунд.
Им показалось — часов.
— Вроде, пошла… — голос Кили звучал слабо — видимо, забыл повернуться к микрофону. — Тянет. Запасную теперь тянет. Я думал, порвется на склейке, — ан нет. Клей у вас хороший. Дадите немного?
— Весь! Я тебе весь клей подарю! Ты… Попроси чего-нибудь еще. Проси, что хочешь! Ты сам не знаешь, как ты…