— Вот видите. Значит, радио у этого рыболова работало нормально. То есть нет сомнения, что и с ним что-то случилось. Поэтому я считаю, что первую версию можно отбросить.
— Что же остается?
— Второе возможное объяснение: случилось что-нибудь серьезное. Взрыв. Пожар. Там хранилось что-нибудь взрывоопасное? Ядохимикаты? Радиоактивные вещества? Припомните подробно.
— Да, во второй лаборатории был уран. Но очень немного и вполне надежно упакованный. Бактериологи, вирусологи — эти слишком опытны и осторожны. Они вне подозрений. У химиков, кажется, нитроглицерин, но тоже чуть-чуть — в лабораторных дозах.
— А у Сильвестрова? — вмешалась Тамара Евгеньевна.
— Нет, у него ничего опасного.
— Но сам его аппарат? Эта мерзопакостная «Мнемозина»?
— Тамара Евгеньевна, — директор старался говорить подчеркнуто спокойно, не поднимая глаз от сцепленных пальцев. — Я вынужден третий или четвертый раз напомнить вам: ученый секретарь большого научного городка не может позволить себе поддаваться чувству личной антипатии к кому бы то ни было.
— Да я не личной! То, что этот Сильвестров мне малосимпатичен, не играет здесь никакой роли. Сама идея — вот что меня возмущает. И кто бы ни занялся ее разработкой, пусть даже вы, — я все равно была бы против. Залезать в человеческую память! Стирать в мозгу «ненужные» воспоминания. Ненужные?! — да кто это может определить, какие нужные, каткие — нет. И как только разрешили заниматься подобными исследованиями!
— Кто этот Сильвестров? — спросил капитан.
— Заведующий четвертой лабораторией в «Карточном домике». От Академии медицинских наук. Тамара Евгеньевна сильно преувеличила — никто не собирается вторгаться в человеческую память. Речь идет лишь о лечении психических травм или душевных расстройств, вызванных тяжелыми воспоминаниями. Об ослаблении отрицательных эмоций, когда они делаются опасными для здоровья.
— О да! Покончить с любым человеческим горем радио-механическими средствами. Прекрасная мысль!
— А что за аппарат у него? Как вы его назвали?
— «Мнемозина». Так звали богиню памяти у древних греков. Он работает на принципе биорадиоволн. Вы, наверное, слыхали о биотоках мозга? Это связано одно с другим, но биологическое радио — область новая и очень мало изученная. Идея Сильвестрова заключалась в том, чтобы при помощи своего аппарата устанавливать радиосвязь с клетками головного мозга, как бы нащупывать их частоты и затем включать глушащее устройство, добиваться того, что Павлов называл торможением некоторых участков коры больших полушарий.
— Действительно — выглядит довольно рискованно. Удалось ему чего-нибудь добиться?
— Безусловно. Правда, много времени ушло на отладку системы, монтаж, первые пробные опыты на животных. И все же прошлой весной он смог уже кое-что показать. Сильвестров демонстрировал любопытные феномены: собаку, дружно живущую с котом, лису — с курами.
— Дрессировка?
— В том-то и дело, что нет. Это сразу бросалось в глаза. Животные вели себя так, будто у них… Будто они снова вернулись в младенчество, стали щенком и котенком, лисенком и цыплятами. Видели в зоопарке площадку молодняка? Вот и у этих была точно такая дружба. Доклад произвел большое впечатление, но сам Сильвестров не выглядел довольным. «Да, — говорил он, — я могу снять память слой за слоем. Да, могу остановиться в любой момент и оставить животное в заданном возрасте — год, шесть месяцев, два. Но ведь задача состоит не в подавлении всей памяти — это было бы преступлением, — а в выборочном нащупывании болезненных мучительных воспоминаний. И до этого так же далеко, как в начале пути». Помню, сам он показался мне тогда очень усталым и измученным. Более подробно о его работе рассказать не смогу — не специалист. Да и вряд ли здесь в научном городке кто-нибудь сможет.
— Если не считать Русадзе, — негромко произнесла Тамара Евгеньевна. — Она прилетела позавчера последним рейсом вертолета.
— Этери прилетела? Что ж вы сразу не сказали! Это ассистентка Сильвестрова, работает вместе с ним в «Карточном домике».
Капитан быстро повернулся к Тамаре Евгеньевне.
— А нельзя ее пригласить сюда? Где она остановилась?
— В этом же здании, в другом крыле. Но боюсь, она уже легла спать.
— Даже если спит — придется разбудить.
Голос его почти не изменился, лишь паузы между словами стали чуть подлиннее. Тамара Евгеньевна молча кивнула и вышла из кабинета.
Директор вытащил новую сигарету из пачки, вставил ее под усы и сказал:
— Мы пока рассмотрели лишь две версии. И почему-то упорно не хотим касаться третьей. А ведь она бы все объяснила.
— Вы имеете в виду нападение неизвестных злоумышленников?
— Да.
— Действительно — и выстрелы, и молчание передатчика, и пропажа вездехода с водителем… Все укладывается в эту версию, и никаких противоречий не остается.
— Формально мы не имеем права полностью ее отбрасывать.
Директор встал, подошел к окну и некоторое время всматривался в летящую белесую муть с каким-то подобием надежды — не слабеет ли? Потом, пробормотав «у-у, стихия чертова!», быстро вернулся к столу.
— Слушайте, товарищ капитан…
— Сергей Тимофеевич.
— Сергей Тимофеевич, а не слишком ли мы затянули наши обсуждения? Не пора ли нам кончить размышлять да прикидывать и перейти к делу. Собрать всю снегоочистительную технику, которая ползает сейчас по улицам, выстроить ее в колонну и бросить в поход во-о-он к тому маленькому квадратику в углу карты.
— Прямо сейчас? Ночью?
— Ночью, конечно, по бездорожью не дойдут. Но хоть первую четверть пути — по шоссе. Чтобы к рассвету были за мостом. Так сказать, на исходных позициях.
— Оставить город без защиты? Он к утру будет завален снегом по самые окна. Завтра рабочий день — никто не сможет попасть на работу. Прекратится подача воды, электричества, «скорая помощь» не приедет к больному, в магазины не привезут хлеб. Да что мне вам объяснять… Жизнь остановится.
— А если там остановится чья-то жизнь? Может, уже сейчас останавливается. И не одна. Там сорок человек.
Капитан помолчал, посмотрел на карту, на белый экран, потом отпил глоток остывшего кофе и задумался, разглядывая узор на чашке — серебряные листья по темно-синему фону.
— Знаете, Андрей Львович, я вспомнил сейчас одну историю военных времен. Может, она не совсем к месту, но все-таки… Начало второй мировой войны, 1940 год. Фашистская Германия захватила уже Австрию, Чехословакию, Польшу. И явно не собирается остановиться на этом, готовит новые удары. Но где? В каком месте ждать нападения? И вот английская разведка получает сообщение: завтра, 9 апреля, немцы высадятся в Норвегии. Что ж, английский флот гораздо сильнее немецкого. Стоит только перебросить его от берегов Англии к берегам Норвегии — и любой немецкий десант будет разгромлен. Но сообщение о высадке только одно — от одного-единственного агента. А что, если он ошибся? Или подкуплен? И удар на самом деле готовится по самим Британским островам? Вот я назначаю вас командующим английским флотом. Отдали бы вы приказ идти к Норвегии? Рискнули бы оставить без защиты свой берег?
— Не знаю. Ответственность, конечно, ужасная, но… Наверно, я… Впрочем, нет. Приказал бы не двигаться с места.
— Вот и английское адмиралтейство поступило так же.
— И что?
— 9 апреля 1940 года все основные города и порты Норвегии были захвачены немцами одновременным ударом с моря и с воздуха.
— Ага! — вот видите. Пример оборачивается против вас.