«Значит, не уехал», — думает она, нащупывая дверную ручку.
Порыв ветра вталкивает ее в сени.
7
«Сложная штука — судьба человека, — размышлял Ершов, бреясь перед зеркалом в ванной. — Кто бы подумал, что здесь, у черта на куличках, мне уготована такая встреча?»
Подперев языком щеку, он тщательно водил по коже бритвой и потихоньку напевал любимую арию: «Что день грядущий мне готовит?». Виктор Ершов знал, что ему несет сегодняшний день: неожиданную встречу с Асей.
Прочистив бритву и растерев одеколоном лицо, Ершов изучающе посмотрел на себя в зеркало. Что ж, вид более чем удовлетворительный. Отутюженный воротничок черной рубашки красиво подчеркивает бледность кожи и светлые волосы. Нет, явно неплохой вид. Пожалуй, он, Виктор Ершов, нисколько не изменился с тех пор, как они расстались с Асей.
С Асей…
С Асей Бабочкиной…
Она по-прежнему Бабочкина…
А возможно, просто пожелала оставить девичью фамилию…
Сегодня, не в пример вчерашнему и многим предыдущим дням, у Ершова превосходное настроение. Еще вчера днем, до встречи с председателем местного колхоза, у него, что называется, кошки скребли на душе. Впрочем, кто другой, очутись он в его положении, чувствовал бы себя не лучше. Танкер, на котором он ходил старпомом, полтора месяца назад бросил якорь у берегов Северного. Тогда никто не знал, что та минута была для корабля роковой. Назад танкер уйти не смог: зажали льды. В пароходстве сочли, что посылать на выручку ледокол — слишком большая роскошь. Танкер остался здесь зимовать. Капитан и часть команды улетели в Хабаровск, Ершову же поручили танкер и руководство восемью членами экипажа. Обмен радиограммами с начальством наводил на грустные размышления: его обещали отозвать, но, несмотря на решительные вопросы «когда?», сроков не называли. Словом, положение было не ахти. Перспектива торчать в полярную ночь на полумертвом корабле, таскаться по торосам в поселок за продуктами, договариваться с председателем о мясе, упряжках и прочем, что и говорить, незавидная перспектива! Он проклинал все на свете и сутками не выходил из капитанской каюты, куда перебрался на правах старшего.
Вчера покинуть танкер его заставила необходимость. За неделю на почте могли скопиться для него письма, их надо было забрать. Радиограмм, безусловно, не было, иначе их принес бы прямо на судно мальчишка-почтальон. На почте его ждали четыре письма от Светланы и одно от матери. Ничего особенного в письмах жены не было: в основном охи и вздохи по поводу его неудачной зимовки. Мама беспокоилась о его здоровье, советовала тепло одеваться и, если есть возможность, пить на ночь чай с малиновым вареньем. Он прочел письма, сунул их в карман и отправился в правление колхоза.
На удивление, председатель был на месте. Вероятно, у него только закончилось какое-то совещание: в кабинете плавали тугие космы дыма. Трое чукчей, важно восседавшие за столом, не могли устроить такую дымовую завесу, если бы даже два часа подряд не выпускали изо рта своих трубок.
Ершов быстро договорился насчет продуктов, а когда, выписав в бухгалтерии накладную, зашел опять в кабинет, здесь уже был мальчишка-почтальон. Председатель молча читал радиограмму. Потом он положил бумажку на стол и негромко сказал что-то по-чукотски. И, словно специально для Ершова, перевел по-русски:
— Райком инструктора в колхоз шлет, — он посмотрел в бумажку, уточнил: — Бабочкина. Собрание делать будет.
Ершов не ослышался: именно Бабочкина.
«Не может быть», — мелькнуло у него в первую секунду. И тут же он подумал: «Может, однофамильцы?»
— Бабочкина? — переспросил он — Уж не Ася ли Николаевна?
Вместо Опотче ему ответила черненькая, с татуировкой на щеках девушка. Он и не заметил, когда она появилась.
— Ася Николаевна, — обрадованно закивала она головой и, широко улыбаясь, спросила: — Она друг ваш, да?
Все нацелили глаза на Ершова, а древний старик чукча, сидевший почему-то на председательском месте, даже вынул изо рта трубку, чтобы дым не мешал ему лучше видеть Ершова.
— Да, мы знакомы по Хабаровску, если это та Ася Николаевна, — ответил он.
— Та, та, — снова закивала девушка. — Там партшкола есть, она училась. Точно знаю.
Тогда она, — Ершов уже вполне справился с собой, — Никогда не думал, что здесь окажутся знакомые.
Вечером он не знал, куда себя девать. Раскупорил бутылку коньяка. Налил стопку, вторую. Хмель не брал Всплывали обрывки разговоров с Асей. Казалось, раз и навсегда забытых разговоров. Завтра он с нею увидится «Не ожидала? Ну, как живешь?..»