Выбрать главу

— Вы послали визитную карточку мистеру Трен?

Так американец для удобства произношения называл Тренева. Бирич торопливо кивнул;

— Да, да… Он будет в десять вечера.

— В двадцать два. — Рули взглянул на ручные часы. Большие, забранные никелированной решеткой, они всем показывались магическим прибором, в котором заключено их будущее. — А мистер Учватов тоже точен, как хронометр?

— Можете надеяться, — ответил Бирич.

— Надеются лишь безвольные. — Рули был заметно резок, и это выдавало его волнение. — А мы должны сейчас все точно знать и действовать. Запомните, мистеры, мир будет принадлежать только тем, кто может действовать быстро, умело и беспощадно. Ну, а теперь к делу, Стайн!

Сэм ждал этой команды. Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист и, отодвинув в в сторону лампу, развернул его, разгладил на столе. Это был схематический план новомариинского поста.

— Великолепно исполнено! — восхитился Перепечко и указал на красный крестик: — Это здание ревкома, а это, — его палец заскользил по бумаге от одного зеленого крестика к другому, — радиостанция, дом Сукрышева, дом Петрушенко, дом Бесекерского и Тренева. Все ясно.

— Вы читаете карту, как пастор утреннюю молитву, — похвалил Рули. Он выбил трубку и убрал ее в карман. — Ревком завтра должен быть уничтожен.

И хотя все ждали этих слов, прозвучали они как-то неожиданно и жутко.

Рули продолжал:

— Операция, которой я даю имя «Белый медведь», начнется в десять утра. Она должна быть молниеносна и сокрушительна, как удар медвежьей лапы по нерпе. Наш удар будет точен. Сейчас ревкомовцы ни о чем не подозревают. Они довольны тем, что договорились с шахтерами, которые сейчас пьют плохую водку в салоне очень толстой женщины…

— Толстая Катька, — услужливо подсказал Трифон Бирич.

— Пусть она будет толста, как все Кэт мира, лишь бы точно выполнила то, что ей сказано, — ответил спокойно Рули.

— На нее я над… — Бирич проглотил окончание, вспомнив замечание американца, и поправился: — Она сделает то, что необходимо.

Рули удовлетворенно кивнул и обратился к колчаковцам:

— Слушайте внимательно, я даю каждому приказ! Он должен быть выполнен точно. Если приказ не будет выполнен, я сам расстреляю оплошавшего. — Голос Рули звучал холодно, так же холодно блестели его глаза.

Ночь над Ново-Мариинском лежала беззвездная и ветреная. В воздухе чувствовалось приближение пурги, но на это мало кто обращал внимание. Шумно было в кабаке Толстой Катьки. Шахтеры, довольные тем, что размолвка с ревкомом закончилась, гуляли легко и весело В табачном чаду слышались голоса:

— Мандриков — наш. Как душевно говорил!

— А Булат, а Бучек? И чего мы на них озлились? Бандитами называли. Они же нашей шахтерской косточки.

— Все это колчаковцы смуту сеют…

— Им самим добраться хочется до власти…

— …Власть ревкома — наша… Катька, водки!

— А сегодня ночка наша. Эй, давай еще вина…

Рекой льется водка в кабаке Толстой Катьки. Хмелеют шахтерские головы, тяжелеют от подмешанного кабатчицей дурмана, бессмысленными становятся глаза и разговоры путаными. Ты взвизгивает, то переходит на глухие басы и хрипит гармошка. Пьяные голоса поют:

Эх, шарабан мой, американка, А я девчонка да шарлатанка.

Куплеты, занесенные из владивостокского кафе-шантана, перебивает песня обездоленного:

Вот, умру я, умру я, Похоронят меня, И родные не узнают, Где могилка моя…

А над Ново-Мариинском острее посвистывает ветерок. Будет сильная пурга, но о ней никто не думает. Люди заняты своими делами и хорошими, и плохими, и нужными, и бесполезными, и добрыми, и злыми. Люди, в которых так много накопилось.

Оживлен в эту ночь Ново-Мариинск, хотя никто и не видит этого оживления. К дому Бирича трусливо пробежал Учватов и, пробыв там несколько минут, оглядываясь, побежал назад. Осторожно, ровно в десять вечера, пришел к старому коммерсанту Тренев и так же скоро вернулся…

Было уже около полуночи, когда Струков и Стайн постучались в дверь Бесекерского. Исидор Осипович любезно принял поздних гостей.

Он страдал старческой бессонницей и, как обычно, сидел над картой, утыканной разноцветными бумажными флажками на булавках, обозначавшими фронты, и гадал: успеет ли он покинуть северные края до прихода Красной Армии или нет. Англия, страна обетованная, манила его, и ради осуществления своей мечты он был готов на все. Исидор Осипович бросился угощать гостей.