Пролог. Келвин
В голове раздавалось невыносимое гудение и звон; в глазах мутилось, как после пробуждения ранним утром. Тошнота опускалась от мерзкой острой мигрени в левой части моей головы прямо вниз — в желудок. Мне так резко поплохело, что я мгновенно склонился и непроизвольно сблеванул прямо на землю. Слёзы подступили к моим глазам, но я почувствовал мимолётное облегчение. Тонкая струя прозрачной слизи свисала с моего рта, а затем, подхватившись резким порывом ветра, оторвалась и пролетела пару ярдов в сторону. У меня было ощущение, будто мою голову сверлили дрелью. «Боже, как же мне плохо», — думал я, и так продолжалось несколько секунд.
Когда я был почти уверен, что вот сейчас помру, шум неожиданным образом стих, и я почувствовал себя лучше. Мигрень и тошнота прошли так быстро, будто их и не было. Моя голова прояснилась. Вздохнув с облегчением, я осознал, что стою посреди безжизненного серого поля. Готов поклясться, я только что пережил ранение несовместимое с выживанием. «Мир стал каким-то другим», — отметил я про себя. Что-то изменилось… да, но что именно? Может, я действительно помер? Нет, вряд ли — уверен, я ещё жив: всё ещё дышу, вижу, слышу и чувствую. Дело не в этом…
Я смахнул пот со лба и начал вспоминать события последнего часа. А в последний час происходило сражение — тяжёлое, жаркое и крайне бессмысленное. И всё же теперь меня ничто не волновало. Я был рад, что это наконец закончилось.
Оглянувшись, я увидел, как мои уставшие от нескончаемого кровопролития товарищи вылезали из грязного, окровавленного окопа. Под собой я наблюдал сухую пыль, которая напоминала цветом пепел. Вокруг меня лежали мёртвые тела… и их куски. Стоял омерзительный смрад смерти — запах крови. Земля впитывала поблёскивающие под солнцем багровые ручейки. Многие из тел имели анатомию не свойственную человеческому виду — и это не только потому, что были изуродованы во время сражения, — тела наших врагов лишь отдалённо походили на тела людей, но таковыми не являлись; если выразиться точнее, они вообще не принадлежали к нашему, человеческому виду.
— Поздравляю с победой, рядовой! — неожиданно услышал я приближающийся ко мне пронзительный, мерзкий голос мужчины. Судя по тембру, это был Рен.
«Боже… зачем? Зачем он решил подойти именно ко мне?», — с досадой подумал я, продолжая неподвижно сверлить землю взглядом и стараясь сделать вид, будто не обращаю на него никакого внимания. К сожалению, он уже стоял рядом и ожидал реакции, поэтому я не мог просто промолчать.
— Что произошло? — наконец-то проговорил я, продолжая устало склоняться над землёй. Я снял капюшон, моё забрало тут же автоматически опустилось.
— Битва окончена, — ответил он. — Мы победили.
Я поднял голову и выпрямился, заглянув в глаза нашему куратору. Мне просто не верилось в то, что этот хаос закончился. Меня уже тошнило от шума: надоедливых воплей со всех сторон, грохота стреляющих винтовок, свиста пуль и взрывов гранат. Казалось, что это тянулось бесконечно.
— «Окончена»? — еле пробубнил я, почувствовав, как с моего носа на землю упала тяжёлая капля пота, смешенная с кровью на моём лице. Я чувствовал себя крайне изнурённым.
— Значит так, — продолжил куратор, — с этого дня ты будешь регулярно ходить на разведку с мисс Башаран.
«На разведку? Да о чём он говорит?», — подумал я сперва, но внезапно вспомнил брифинг: после первого сражения наш куратор должен был назначить, так называемых, «разведчиков», обязанность которых состоит в том, чтобы удостовериться в уничтожении потенциальных отступающих вражеских единиц; хотя, как мне кажется, название «гончие» бы подошло этой роли гораздо больше. Есть лишь одно место, в котором беглецы могли спрятаться, — пещеры в горах неподалёку. Это было единственное место, которое нельзя отследить со спутника на орбите.
— Почему вы считаете, что мы с Бильге подходим на роль разведчиков? — поинтересовался я у куратора.
— А почему нет? Вы ведь оба достаточно умелые бойцы, молодые, активные, сможете быстро сбегать до пещер и вернуться обратно. — Рен мерзко ухмыльнулся. — Я мог бы и сам это сделать, но, к сожалению, я уже староват, чтобы гонять два километра туда, а потом обратно.
Я заметил, что он выражался в метрической системе мер.
— Можете не оправдываться, — тихо пробормотал я.
— Что?! — Куратору, кажется, это не понравилось.
— Я сказал, что всё сделаю, — тут же решил я поправить положение. «Зачем я ему нагрубил?».
— Я слышал, что ты сказал, — раздражённо процедил сквозь зубы куратор. — За работу! И впредь не смей так со мной говорить, иначе я вынесу тебе смертный приговор.