— Она читала досье о нас, — сообщил я.
Бильге и я вышли обратно на улицу. Некоторое время мы молчали; меня трясло от возбуждения, её — вроде тоже. Не то, что бы это было сексуальное возбуждение, но скорее от непривычки; лично я, очень сильно волновался. Да и на улице было прохладно.
— Что это был за пиздец? — наконец-то спросил я.
— Да уж, — согласилась Бильге. — Но, признай — тебе это, в какой-то степени, понравилось.
— У тебя изо рта воняет. Меня чуть не стошнило.
— Ой, да ладно! Я чувствовала, что у тебя встал.
Я покраснел. Как же это было странно; этот поцелуй — это было мерзко, но, в то же время, я хотел оставаться в этом моменте, пока он продолжался.
— Так, что? Ты останешься? — спросила Бильге. Я сначала не понял, о чём она говорит; моё сознание было в совершенно другом месте. Однако, еле-еле, я вспомнил, о чём мы говорили до этого ужасного поцелуя.
— Что? С тобой? И-и-и… ты хочешь, чтобы я что? Типа, участвовал в твоих оргиях со зверушками или что?
— «Что-что»! — передразнила меня Бильге.
— Что тебе от меня нужно? — спросил я дрожащим голосом. — Объясни.
— Мне… — начала Бильге, а потом вздохнула и замолчала; я подозревал, что ей тоже трудно — всё-таки, это наш первый опыт в этом плане. — Мне нужен ты.
— Тогда, поехали со мной, — сказал я.
У Бильге опять начали течь слёзы; какая же она, всё-таки, оказывается, девочка.
— Ты что? Опять плачешь?
— Я хочу быть с тобой.
— Ну и хорош выпендриваться. Поехали… — сказал я. — Эм… то есть, полетели. Полетим на Землю, я попробую тебя помирить с родителями.
— «Помирить»? — грустно усмехнулась она. — Ты думаешь, что они на меня злятся?
— Ну, а как же? Они же тебя выгнали.
Бильге улыбнулась и вытерла слёзы.
— А вдруг они подумают, что я — педофилка? — спросила она.
— В смысле? — удивился я.
— Ну, ты такой маленький, а я с тобой целовалась; я же тебя, получается, изнасиловала.
— Ха-хах! — рассмеялся я. — Ты — меня? Ох… девочка, ты что смеёшься надо мной? — «Это что я такое сказал только что? Девочка? Что я несу?»
Бильге посмотрела на меня охуевающим взглядом, но затем рассмеялась.
— Серьёзно? Ладно. — Очевидно, её это позабавило.
— Мне вообще-то девятнадцать лет, — напомнил я.
— Ой, тоже мне, большой мальчик нашёлся!
— Да я бы тебя, рано или поздно, сам бы схватил и поцеловал, — сказал я. — Я тебя хочу, Бильге. — Кажется, меня немного понесло.
— О-о-о! — Бильге расширила глаза от удивления. — Нихуя ты раскрываешься передо мной.
— Я серьёзно.
Бильге перестала улыбаться и заглянула мне в глаза.
— Правда? — спросила она.
— Правда, — ответил я.
— Но я же прыщавая жирная уродина.
— Да не такая уж ты и прыщавая, и, уж тем более, не жирная.
— Зачем ты мне льстишь?
— Я говорю честно. Да, ты слегка прыщавая; да, ты довольно высокая и мускулистая; у тебя широкая кость, прямоугольное тело; ты чем-то похожа на мужика. Но что в этом плохого? На мой взгляд, ты всё равно красотка; всё зависит от вкуса.
— Ты издеваешься надо мной или это должны быть комплименты?
— Ну, не совсем, но…
Бильге усмехнулась:
— Тогда я скажу так: у тебя такие миленькие тоненькие ножки и сладенькие губки, такие нежные, голубые глаза, а какая талия: — М-м-м! — так и хочется одеть тебя в платье и продать в сексуальное рабство всяким педофилам.
— Вот, это — уже другой разговор, — сказал я.
«Эм-м-м… Что?». Ладно, думаю, мы оба утрировали: в Бильге, естественно, было и что-то женственное; наверняка, про меня она тоже пошутила. Я надеюсь.
— Мы как будто «парень и девушка», но наоборот, — объяснила Бильге, — «девушка и парень». — Это звучало крайне бессмысленно, но я понял, о чём она говорит.
— Прости меня, если что.
— Да, ладно — не переживай.
Кажется, всё уладилось; пока что.
— Ну, так ты полетишь со мной или нет? — спросил я.
— Хорошо, я полечу с тобой, — вздохнула Бильге. — Не то, что бы я была серьёзна в своих намерениях остаться здесь. А вообще, если так подумать, что мне здесь делать?
— Вот именно.
— Наверное, мне действительно лучше вернуться на Землю.
— Конечно лучше — мы здесь совершенно не к месту.
Мы молчали некоторое время, глядя друг на друга.
— Так что, — говорит она, — поцелуемся ещё раз, напоследок?
— Нет, спасибо, — ответил я. — На сегодня хватит — меня тошнит.
— Ты что, гей?
— Нет, просто… надо передохнуть. Чувствую себя отвратительно.