– Вы можете быть спокойны. К завтрашнему дню у вас будет судно, какое полагается.
– Какое полагается, – повторила она как эхо.
– Я не хотел доставить вас к кораблю супруга, а теперь собираюсь плыть с вами в Марсель. – Мора был смущен, что бывало с ним крайне редко.
Он не знал, правильно ли поступает. Все было необычно с этой женщиной. Она не приказывала, не просила, не пыталась воспользоваться своим богатством. Просто невозможно было поступать иначе, чем хотелось ей.
Каролина вернулась на свое место и погрузилась в молчание. Она не замечала вопросительного взгляда Симона. А он все ждал какой-нибудь реакции, чего-то, что прервет эту тягостную тишину.
– Вы ведь не дослушали меня до конца, – начал Симон.
Он хотел разрушить ту стену, что она возвела вокруг себя.
– Не герцог убил Филиппа. Даже во время дуэли он надеялся, что Филипп опомнится. Он прекратил бой, но как раз это возмутило вашего брата больше всего. Филипп бросил шпагу и вынул пистолет...
Каролина бросила на Симона взгляд, заставивший его замолчать.
– Это случилось, – сказала она. – Филипп мертв. О чем же ты говоришь?
То глубокое разочарование, что знакомо только искренне и преданно любящим людям, охватило Симона. Те самые качества, которые обычно так восхищали его в ней, теперь вызывали раздражение. Он желал бы видеть Каролину слабой, беспомощной, плачущей. Все было бы лучше, чем это непроницаемое спокойствие. Почему она не была такой, как другие женщины, которые даже после того, как любимый мужчина причинил им такую боль, все равно отправились бы к нему – просто потому, что не в состоянии в одиночку нести этот крест? Ее сила пугала его, он видел в ней залог новых тяжких испытаний, причину рока, тяготевшего над ней.
Шлюпка достигла алжирского берега. Нос ткнулся в мол.
16
Было совсем рано, когда Симон, вбежавший в комнату, разбудил ее:
– Взгляните на море!
Нехотя она поднялась, набросила халат и, уже догадываясь, что может увидеть, подошла за Симоном к окну. Все в ней содрогнулось, когда она увидела вдали на морской глади суда, выстроившиеся полукругом. В прозрачном утреннем воздухе все предметы, даже отдаленные, обрели четкие очертания. Медные заклепки, корабельные шлюпки, мачты со спущенными парусами – все было будто нарисовано в металлической синеве неба. Флотилия бросила якорь на рейде Алжира.
Флаги развевались на ветру. Вокруг деревянных резных фигур на носу кораблей бурлила белая пена. От камбузов поднимался дым. Наконец взгляд Каролины отыскал знакомые очертания «Алюэта». Корабль находился в правом крыле полукруга. Он был длиннее других судов, над его кормой развевался голубой флаг.
На секунду Каролина представила себе, что она там. Ей казалось, что она ощущает под ногами доски палубы, легкую качку судна. Она отступила назад, в глубину комнаты, не в силах больше переносить это зрелище. Почему она не там, не на этом корабле? Разве она уже не была на полпути к «Алюэту»? Что же помешало ей?
Казалось, большая часть ее воспоминаний изгладилась из памяти. Она осознавала только, что находится не там, где должна быть. Но тут она увидела рядом Симона.
– Корабль готов? – спросила она и, не дав ему что-то возразить, продолжила: – Я только хочу узнать, готово ли судно.
Симон кивнул:
– Готово.
– Я сейчас спущусь. Выходи.
Когда Каролина спустилась на мол, с моря зазвучала канонада.
Барка, стоящая у берега, была сильно нагружена. Бочонки с красками и лаком, корзины с овощами и фруктами, клетки с курами. При каждом залпе, разносящемся над морем, птицы поднимали адский шум, кудахча, кукарекая и пища. Перестрелка усиливалась. Тридцатишестифунтовая пушка Касбы ответила на вызов. Стена воды выросла рядом с кораблями. Сквозь пороховой дым были видны только вымпелы и мачты судов.
Каролина поспешно забралась на барку, нетерпеливо ожидая ее отплытия. В последний раз она бросила взгляд на железную дверь, ведущую к молу от дома Гоунандроса. Она все еще надеялась, что дверь откроется. Рамон Стерн так и не появился в доме друга, а она не хотела уезжать, не попрощавшись с ним. Это было, скорее, не сентиментальное, а эгоистическое желание. Пока она пребывала в неизвестности, то не могла поверить в возможность собственного спасения.
Они отплыли от мола и теперь двигались вдоль форта Гоунандроса. На примыкающей к морю стороне форта далеко от берега выступали утесы. Каролина пыталась заглянуть за них, вытягивая голову, так как рулевой старался как можно дольше держаться берега.
Симон, сидящий напротив Каролины, не сводил с нее глаз. Он последним сел в барку. Он больше не задавал никаких вопросов и поклялся себе, что не станет этого делать и впредь. С прошлой ночи он чувствовал себя старым, усталым и ненужным – как отец, который ощущал, что дети больше не нуждаются в нем. И он тоже ответствен за это, он сам воспитывал Каролину. Он научил ее скакать на лошади и фехтовать; это он разбудил в ней страсть к приключениям. Она всегда была свободна – свободна делать то, что ей было угодно, свободна любить, кого хотела. До последнего часа он гордился ею – такой. Но теперь он осознал, что это было и ее счастье, и ее проклятие. Она всегда будет любима, будет притягивать к себе мужчин, как магнит. Но ни один из них не сможет удержать ее. Ее жизнь превратится в сплошной побег, это будет путь от одного расставания к другому – пока она не найдет достойного противника, способного остановить ее.
Вблизи в воду плюхнулось ядро, подняв фонтан брызг. Волна захлестнула барку, раскачала ее, понесла на прибрежные камни. Гребцы удвоили усилия. Внезапно перед ними возник полуостров, поросший высоким камышом. За ним уже был виден корабль. Раскрашенные желтыми и красными полосами борта напоминали потрепанный костюм постаревшего арлекина – дряхлые, многократно законопаченные.
– Не обманывайтесь его внешним видом, – успокоил ее Симон. – Я очень внимательно осмотрел судно. Когда-то оно было голландским торговым кораблем. Эти старички, помнящие еще походы в Ост-Индию, построены на века. Чертовски высокие мачты, совсем новые. Так высоко оснащаются только американцы и пираты.
– Тем лучше. – Каролине нравилось это судно, обладающее породистой уродливостью бастарда.
Гребцы подняли весла, барка плавно причалила к судну. Трап мелькнул в воздухе, и его конец упал в воду рядом с ними. Наверху у поручней стоял юноша в фиолетовом тюрбане. Он перегнулся через поручни, приветливо закивал ей. Алманзор! Каролина со стыдом поняла, что совсем забыла о существовании верного слуги.
– Он настоял, чтобы я взял его на судно. Сказал, что вы обещали ему это. – В словах Симона был некий подтекст, на который Каролина предпочла не обратить внимания.
Она подняла руку и махнула Алманзору. То, что он находится на корабле, Каролина сочла хорошей приметой.
Мора набрал команду такую же пеструю, как сам корабль. Приложив ладонь к темно-синей треуголке, капитан отсалютовал Каролине. Его черная с проседью борода была аккуратно подстрижена. Симон объяснил Мора, что женщина, которую он имеет честь сопровождать до Марселя, знатная герцогиня. Он объяснил ему, как следует ее называть, однако Мора сказал только:
– Добро пожаловать, мадам! – Но даже этого ему было достаточно, чтобы смутиться: у своих людей он вполне мог потерять авторитет из-за столь галантного поведения.
Смутные воспоминания кадетского прошлого проснулись в нем. По правилам он, как капитан, должен был теперь представить свою команду. Но его люди решили эту проблему по-своему. Увидев поднимаемые в этот момент на борт клетки с курами, каплунами и кабанами, они разразились радостными воплями. Каждый схватил по ящику и исчез с ним.
– Я как Ной со своим ковчегом, – улыбнулся Мора. – Козы, ягнята, зайцы, перепелки, куры, свиньи. Палуба превратилась в настоящий зверинец. Но три благословения любого христианского путешествия – сухари, сушеную рыбу и цингу – я никогда не ценил.
– Когда мы отплывем? – спросила Каролина.