Лукреция упрямо не двинулась с места.
– Спускайся! Отец ждет тебя.
– А Его Святейшество?
Анна отвернулась, глядя на склон холма. Сил не было ответить и встретиться с разочарованным взглядом дочери.
– Баронесса Анна, – серьезно молвил один из лесорубов, – а мы сперва было решили, что на дереве сидит ангел.
– Еще чего! – засмеялась Лукреция. – Это я-то ангел? Стоит Папе Римскому приехать в долину, как всем повсюду начинают мерещиться небожители.
– Тот самый ангел, – не обращая внимания на ее насмешливый тон, продолжал лесоруб, – которого нынче ночью видел Андрополус.
– Андрополус? А где он? – спросила Лукреция.
– Побежал к дому священника, – ответили рубщики.
Девочка перегнулась через толстую ветку. Водопад густых волос заструился вниз. Она, шутя, сделала вид, что падет. Долговязая, щуплорукая, тонконогая. Ноги кажутся слишком длинными для тела, укороченного неестественной посадкой головы, скривившейся на хрупкой шее. Лукреция больше не смеялась. На минуту воцарилась тишина.
– Меня приняли за ангела, – то ли голос девочки прозвучал глухо и тихо, то ли ветер зашумел в листве.
Совсем недавно Лукреция и в самом деле едва не стала ангелом Божьим. Боли были так мучительны, что она молила Господа взять ее к себе. А случилось вот что. Она играла в кузнице, в сторонке стояло отцовское копье с только что выкованным новым наконечником, еще теплым. Она споткнулась, упала, копье – на нее, да прямо острием. Наконечник вошел в спину; его, конечно, вытащили, но отколовшийся кусочек металла так и остался где-то между лопатками.
– Ангел с железякой в том месте, откуда крылья растут! – крикнула Лукреция. – Сейчас как полечу вниз, вот и будет вам ангел!
Она снова захохотала, встала ногами на ветку и принялась раскачиваться.
– Мы с деревом любим друг друга, и никто больше нам не нужен. Так и доложите Его Святейшеству, когда увидите его в Корсиньяно! Да он и сам знает. Он все про меня знает. Ведь это он придумал женщину, именем которой меня назвали! А дерево я рубить не дам!
Лесорубы смущенно поглядывали то на девочку, то Анну, то на топоры:
– Дуб-то и впрямь валить жалко. Последний такой большой. А в дупле Андрополус часто ночует.
– Приведите его сюда, – приказала сверху Лукреция, – скажите, что я жду.
Анна ушла в дом. О, если бы она могла помочь дочери в обрушившемся на нее горе! Но беда была слишком велика. С того злосчастного падения отношения с девочкой сделались непривычно сложными, Лукреция стала избегать Анну, как-то раз даже попросила, чтобы та не смотрела на нее: вечно горестный взгляд напоминал о непоправимости несчастья.
С дерева доносилось пение. Наверное, девочка напевает, пытаясь сдержать слезы. После того, что случилось, Лукреция старалась не ездить с Анной в Корсиньяно: при встрече горожане горестно причмокивали и пялили глаза. Дочь часто спрашивала, почему не появляются отец и Его Святейшество. Что Анна могла ответить? Что они, как видно, не чувствуют за собой вины, хотя несчастье произошло из-за копья, одного из копий, которые Лоренцо велел изготовить для защиты Пия Второго?
Увидев дочь, истекающую кровью на полу, Анна решила, что рана смертельна. В кузнице был еще и Андрополус. Не его ли рук дело? – подумалось ей. Треснувший наконечник копья торчал у дочери между лопатками. Лоренцо говорил, что это место называется у военных «игольным ушком» – меч, вонзившись сюда, проходит, как по маслу, до самого сердца. Осколок острия вытащить не смогли, застрял слишком глубоко. Постепенно он сросся с телом девочки, как шиловидный отросток с раковиной морской улитки. Спина Лукреции потеряла былую гибкость, словно окостенела, и постоянно ныла. Лишь бы девочка не обезножела! Анна проводила у постели дочери дни и ночи, слуги то и дело приносили в комнату Лукреции маленькие подарки. Больная отворачивалась от гостинцев. Так заботятся только о тех, говорила она, кто скоро умрет.
К весне Лукреции полегчало. Выздоравливая, она стала избегать ласк Анны; раньше тянулась к ним, а теперь отталкивала и замыкалась в себе. Почему всегда ты, где же отец? Лоренцо все не ехал и не ехал, был далеко. А Лукреция хотела видеть его. Она отводила от Анны глаза, не желала встречаться с ней взглядом.
Слуги шептались. Говорили, что хозяев постигла Божья кара – неразумно было давать дочери имя распутницы из той самой книги, сами знаете какой. Вот и пришла расплата.
Порой Анна не могла уснуть до утра. Сидя у постели дочери, часто думала о матери Его Святейшества: той тоже когда-то сутками приходилось сиживать у кроватки своего ребенка, Энеа Сильвио.