Тут-то приходской священник и заметил сияющего в солнечных лучах ангела.
Нет сомнений, что это именно ангел. Подтверждением тому – сорочка, которая сначала была белой, а потом приобрела цвет раскрывшейся плоти. Перемена окраски – очевидное доказательство, очередное знамение. Господь снова подает ему знак.
Знай люди, какие борения претерпевает ежечасно его душа, они были бы снисходительнее, они не сужали бы так границы дозволенного. Все, что случилось в комнате, касается лишь Господа и его верного слуги. Но люди этого не знают. Они питаются слухами и сплетнями. Он сгорит на костре, а потом вечно будет пылать в геенне огненной. Перед глазами, сменяя друг друга, возникали страшные видения. Его вздернули на ратушной площади, руки и ноги болтаются над землей, как у кукольного паяца. Его обезглавили, голову посадили на кол, а срамную часть тела швырнули свиньям… Но слава Богу: Он прислал ангела, чтобы тот спас приходского священника.
Ангел видел все. И все понял. Все. Так и только так.
Падре пал на колени перед посланцем небес, застывшим в дверном проеме. Кто ты: ангел жизни или ангел смерти? Не о приближающейся ли чуме прибыл ты возвестить, о моровом поветрии, ниспосланном Всевышним роду людскому за содомские грехи? Всякий знает, Тоскана погрязла в них глубже некуда, городским учителям даже запретили обучать мальчиков из провинции. Но не приходской священник виной тому, что гнев Божий обрушится на паству – и как раз тогда, когда Папа Римский соизволил посетить эти края.
Из-под тонкой вуали проглядывают глаза – голубые, как у всех обитателей рая. Чело окружено золотым нимбом, сотканным из солнечных лучей. Священник отвел взор. Он не смеет смотреть на ангела, который видел все и теперь, должно быть, презирает падре. Презирает так же, как падре самого себя.
Люди давно ждали чуда, и вот оно наконец-то явилось в долине Орсия. Приходского священника охватила радость – то ли от лицезрения ангельской фигуры, то ли оттого, что он успел опомниться, не разделся перед мальчиком и ангел не застал слугу Божьего во всей мерзости его наготы.
В сегодняшней проповеди он возгласит о явленном чуде, призовет всех к искуплению грехов и покается в своем собственном, о сути которого умолчит. Исповедь ни к чему: он грешил лишь в мыслях, а от греховных помыслов не будет ему избавления ни на земле, ни на небе.
Блуждая вокруг дома, Андрополус оказался за спиной у Анны, стоявшей около двери. Солнце не било ему в глаза, как священнику, и он сразу узнал баронессу по красной оторочке одежды и волосам цвета созревшей пшеницы.
Несколько овец, повсюду следовавших за своим пастухом, вошли в открытую дверь и стали тупо мыкаться по углам комнаты, заставляя посуду мелко звенеть. Черный кот терся о ноги Анны. Священник отрешенно замер, словно внимая легкому бризу, долетающему с гор.
Оставаясь коленопреклоненным, он, не глядя, принял дрожащими руками картину, переданную Анной.
– Я прощу вас, падре, – тихо промолвила она, – окропить этот дар святой водой и передать до приезда Его Святейшества на хранение маэстро Росселино.
Священник кивнул.
– Стало быть, дар этот предназначен для главы нашей церкви?
– Он предназначен для новой церкви в Корсиньяно. Его Святейшество останется доволен.
– Кто ты? Кто тебя прислал? – не удержался от вопроса падре.
– Святая Агата, – был ответ.
Священник даже не взглянул на картину. Он не отводил глаз от ангела. Андрополус, из последних сил стараясь удержаться на ногах, с хмельным упрямством пытался восстановить связь событий. Голая женщина в окне… Летящая женщина, распростертая в воздухе над деревьями, как парус… Баронесса Анна, мать Лукреции, около двери… Неужто все это – одно и то же? Ну конечно же! Она и есть нагой ангел, паривший над долиной, над склонами холмов, покрытыми цветущими маками. Как только он сразу не понял: ночная духота заставила ее раздеться. Андрополус поклялся себе, что никогда не расскажет Лукреции, в каком виде ее мать являлась ночью цветам, овцам и ему.
А вот падре, наверное, должен узнать о его догадке. Священник думает, что в опочивальню залетел ангел, а ведь это не так. Но разве можно лишать человека, каков бы тот ни был, веры в явленное чудо? Тут нужны жестокость и решимость, которых у Андрополуса нет. Не всякий способен взять в руки карающий меч и вонзить его в тело противника. Андрополус не способен.
Он вообще мало что может. Маленький, жалкий, ничтожный, никому не нужный – даже падре совсем забыл о нем, едва перестал ощупывать жадными потными ладонями.
Меч, пронзающий тело противника… Отец убил во время битвы сотни турок. Настоящий воин императора Константина.