Окропить картину святой водой и передать Бернардо Росселино! Смешно и думать, что он мог бы на это пойти. Ни в коем случае. Падре сам решает, где кропить, а где не кропить. Хватит и того, что он впустил дьявольского ангела к себе.
Приходской священник ощутил голод.
Пора домой. Он пойдет в тех же башмаках, в которых читал проповедь. Подошвы стоптались, в пальцах жмет… Падре снял один башмак и поднес к носу. Никак, воняет? Так и есть, несет навозом. Ноги пропитались им насквозь. Впредь надо ходить другой, чистой дорогой. Он наполнил водой оловянный тазик и позвал в ризницу прихожанку из бедных. Она привычно вымыла ему ноги. Нельзя переступать порог собственного дома грязным.
На храмовой площади приходского священника окружила паства. Люди были взволнованы проповедью. Оказывается, про чуму и прочие болезни он сказал-таки вслух. Олухи поняли это в том смысле, что с приездом Папы Римского в Корсиньяно на город обрушится мор. Пий Второй, говорят, уехал из Витербо не просто так, а спасаясь от чумы. Там даже некоторые кардиналы отдали Богу душу. Кто жив остался, бежал сломя голову, это точно.
Перепуганные прихожане наперебой спрашивали у падре, что ему известно о моровом поветрии.
– Толстосумам да сутанщикам не впервой впереди чумы бежать, – крикнул какой-то старикашка. – А мы – ложись да помирай!
Атмосфера накалялась. На площади стоял гвалт. Чума, чума, чума, чума… Вот уж действительно, очумели.
– В аббатстве Сан-Сальваторе, слышь ты, тоже началось. Недаром Его Святейшество уехать оттуда изволили!
– И на носилках его тащили недаром – сам Пий Второй чуму подхватил!
– Теперь и нас заразит, коли явится на праздник Иоанна Крестителя!
Падре все сильнее хотел есть, а народ не успокаивался. Священник оглянулся по сторонам. Фасады домов украшены ветвями мирта и лавра. Из окон свешиваются восточные ткани и ковры ручной работы. Город прихорошился, ожидая прибытия Папы Римского. В проеме одного из окон ратуши на толстой веревке болтается повешенный. Смотрите все, как кончают жизнь преступники, пусть и вам неповадно будет. Скоро труп расчленят и части тела развесят по разным концам Корсиньяно.
Падре нетерпеливо проталкивался сквозь толпу. Вот бургомистрова вдова. Могла бы, между прочим, пригласить на обед, как это водится по четвергам. В церкви она вместе с великовозрастным сыном сидела на обычном месте поблизости от алтаря. Перед проповедью священник подошел к ним и осведомился о результатах утренней охоты на зайцев.
– Полный ягдташ, – ответствовал сынок, но отведать зайчатины на этот раз не позвал.
Какая разница, привезет Папа Римский чуму или нет? Пустой желудок пел свою голодную песню.
Неожиданно гомон толпы стих. Наступила тишина, тревожная и настороженная, как перед казнью или смертным боем. Падре недоумевающим взглядом окинул море голов. Не может быть! Нет, не померещилось. На ступенях храма с таким видом» словно отыскал сокровище, стоял церковный служка и держал в высоко поднятых руках картину с изображением святой Агаты, обнаженной во всей своей красе.
– Я нашел ее в ризнице! – возгласил служка и поднял великомученицу еще выше. – Она лежала под башмаками, испачканными навозом!
«Этого еще не хватало!» – пробормотал себе под нос священник.
Теперь картину будут связывать с его именем. Она, лежавшая под изгаженными башмаками, и сама мерзостна – с этими двумя богохульно голыми грудями и нежной улыбкой палача. Надо дать людям понять, что он, священнослужитель, не имеет с ней ничего общего. Иначе бед не оберешься.
– Должно быть, – нашелся падре, – скромный автор подбросил в ризницу свое полотно, не решаясь самолично передать его на суд маэстро Росселино! – Протиснулся сквозь толпу и вырвал картину из рук служки.
Приходилось импровизировать на ходу. С картиной под мышкой он направился к воротам папского дворца. Не потому, что так хотел ангел греха, нет, не потому. Пусть все видят, как, заботясь о благочестии паствы, священник спешит оценить качество изображения у людей знающих и облеченных доверием самого Папы Римского. Не секрет, что мастерская городского архитектора расположена во дворце.