Генрих, насколько возможно, игнорировал подстрекателей. Пусть кричат и рвут на себе волосы. Тот, кто видит многое безумие, либо подпадает под его влияние, либо приобретает устойчивость. Неужели было недостаточно тридцати лет опустошительной войны? Какое безумие поразило эти головы? Разве лучше сжечь весь Париж со всеми его жителями, чем оставить в живых хотя бы одного еретика? Он задумчиво покачал головой, подошел к окну своих луврских покоев и посмотрел на расстилавшийся внизу город. Он никогда не допустит, чтобы подстрекатели и раскольники снова посеяли в умах его несчастного народа семена самоубийственного раскола. Эдикт должен быть ратифицирован и приведен в исполнение во что бы то ни стало. Если бы нашелся хоть один человек, на которого можно было положиться! Раскол царит даже среди его ближайших советников. Со всех сторон доносятся слухи об интригах и изменах, все обвиняют всех, и если бы он верил всем доносам, то давно остался бы один рядом с горой трупов казненных сановных изменников.
Осенью прошлого года, когда он лежал в замке Монсо, окруженный врачами, боровшимися за его жизнь, король вдруг явственно представил себе, что произойдет в случае его смерти. Все пойдет прахом. Даже сама возможность его ухода из жизни уже привела к волнениям и даже отдельным восстаниям. Счастье, что на этот раз Богу было угодно исцелить его от недуга. При этом Господу не было никакого дела до него, плохого раба Божьего, пораженного сомнениями и не знающего истинного учения. Но королевство не должно погибнуть, думал Генрих, и именно поэтому простер всемилостивый Господь свою защищающую длань над его грешной головой. Но если это так, то, значит, он совершил далеко не все для упрочения власти? Не в этом ли заключается его наипервейший долг?
Словно отвечая на этот невысказанный вопрос, в покои вошла Габриэль с детьми — Катрин-Генриеттой и Сезаром, которые шли рядом с ней. Маленького Александра Габриэль несла на руках. Король поспешил навстречу возлюбленной, с преувеличенной нежностью поцеловал детей и взял из рук Габриэль маленький теплый сверток.
Генрих сразу заметил, что женщина дрожит от какого-то лихорадочного возбуждения.
— Вернулся Ланглуа, — сказала Габриэль. — Маргарита согласна на развод. От нее получена доверенность.
Все это уже давно было известно королю.
Бросив влюбленный взгляд на ее раскрасневшееся от плохо скрытой радости лицо, Генрих взял герцогиню за руку и подвел к большому окну, из которого были видны город и окрестные поля.
— Там, стоя на арке ворот Сен-Дени, я видел, как подо мной проходят испанцы, покидающие Париж. Вы помните этот миг? Тогда, как и сегодня, шел дождь, но мне кажется, что это был самый лучший день моей жизни. Подумать только, с тех пор прошло уже пять лет.
— И мертв тот, кто прислал сюда испанцев.
Генрих удовлетворенно кивнул. Филипп, главный его противник и враг, умер прошлой осенью. Тогда никто не поверил в эту новость — за прошедшие годы из Мадрида не раз приходили ложные вести о смерти Филиппа.
— Пусть мертвые говорят о мертвых.
Она положила голову на плечо Генриха и принялась гладить по волосам дочку, прижавшуюся к ее ногам. Король тихо продолжал:
— Прошло уже три недели, как Силлери уехал в Рим. Письменное подтверждение согласия на развод облегчит его миссию. Я сейчас же пошлю в Рим гонца.
Габриэль промолчала, задумчиво глядя сквозь зеленоватые стекла окна. Она слышала тяжелое дыхание мужчины, стоявшего рядом, чувствовала на плече его тяжелую сильную руку. Если бы могла она всегда стоять вот так, у окна, издали наблюдая за событиями, разыгрывающимися у ее ног, и чувствуя себя уютно и надежно рядом с этим человеком. Но она угадывала его мысли, а то, что ей не удавалось разгадать самой, услужливо подсовывала тетка, которая ежедневно, словно перемены неаппетитных блюд, подавала ей отвратительные новости.
Говорят, что несколько дней спустя из Юссона в Лувр пришло еще одно письмо. В нем королева отказалась от своего согласия на развод. Она с большой благодарностью приняла, писала Маргарита, великодушное разрешение короля вернуться из изгнания и после многочисленных совещаний с советниками решила принять и условия, которыми было оговорено ее возвращение. Она хорошо осознает, как важно для короля вступить в новый брак, чтобы таким путем достичь того, в чем ей было отказано Богом, а именно, подарить короне и Франции законного наследника. Но если такое соглашение будет выполнено, то она, Маргарита, опасается за благополучие королевства и спасение своей души, ибо до ее ушей дошло, что после развода король собирается жениться на своей любовнице Габриэль д'Эстре. Если на место королевы претендует женщина такого низкого звания, женщина, о чьих грязных и отвратительных похождениях ходит масса слухов, то она, Маргарита, никогда не уступит своего места ради заключения столь скандального союза. Мало того, она считает, что надо приложить все усилия для того, чтобы не допустить такого позора для короля, ее самой и всей Франции.
Дела между тем шли своим чередом. Силлери вскоре прибудет в Рим, где его примет Папа. Климент, которого к этому моменту поставят в известность обо всем, грубо отчитает посланника и спросит, не держит ли французский король Папу Римского за дурачка.
Посланник Силлери видел перед глазами эту сцену еще в карете, не успев доехать до предгорий Альп. Дождавшись, когда уляжется первая вспышка гнева Его Святейшества, он ответит на нее взвешенными словами.
— Мой повелитель и король заверяет вас в своем верноподданническом служении. Я не знаю, какие сведения сообщают вам и какими путями достигают они вашего слуха, но издалека многое представляется угрожающим и сложным, а вблизи предстает надежным и простым. Но самое главное, время не терпит. Бог явил чудо и избавил короля от тяжелой болезни, так как не желал допустить, чтобы доставшийся столь дорогой ценой мир был принесен в жертву внутренней смуте.
— Меня радует, что вы так хорошо постигли волю Божью. Силлери не даст сбить себя с толку.
— У Франции великий король, но у него нет наследников. Вы отлично знаете, что устроенный Екатериной брак короля с Маргаритой в течение двадцати семи лет не привел к появлению на свет детей. Кроме того, королева повинна в государственной измене и нарушении супружеской верности. Одно это является достаточным основанием для расторжения брака, не говоря уже о кровном родстве этих состоящих в браке людей. В связи с этим король настоятельно просит вас признать его брак несостоятельным. До тех пор, пока новая королева не подарит французскому королю законного наследника, нам будут угрожать раздор, беда и гражданская война. Таково положение, которое мне поручено довести до вашего сведения.
— Мне хорошо известно, каково действительное положение дома Бурбонов. Вы полагаете, что я не молю ежедневно Творца о ниспослании правильного решения? Но чего требуете от меня вы? Уж не должен ли я из-за страха кровосмешения допустить, чтобы бастарды и шлюхи свили себе гнездо в луврском замке?
Силлери смущенно опустит голову. На такие прямые нападки он не рассчитывал. Насколько же беспомощен Альдобрандини, если прибегает к такой речи. Чем сильнее выражения, тем слабее доводы.
— Король ни разу не обманул вас. Вы нашли в его лице самого верного вашего союзника. Но он сможет стать вам еще ближе, если Вы освободите его от оков.
— Как же в таком случае быть с Нантом?
— Со времени объявления Нантского эдикта во Франции воцарился мир. Страна оправляется от войны и начинает расцветать. Ушли в прошлое черные тени войны. Эдикт — очень скромная цена для такого большого облегчения.
Папа шумно выдохнет воздух и резко повернется спиной к посланнику. Какое беззаконие! С антихристом не заключают сделок: его либо уничтожают, либо он уничтожает тебя, если на то будет воля Божья. Каким разрушительным духом веет от компромисса, высказанного устами посланника.
— Вот что я скажу вам, господин де Силлери…
Но тот уже ничего не слушал и пытался прогнать неприятное видение, разглядывая из окна кареты расстилавшийся перед глазами ландшафт. Положение было безнадежным, и с каждым часом на душе Силлери становилось все тяжелее от невыполнимости возложенной на него задачи. Закутавшись в тяжелое покрывало и втянув голову в плечи, он погрузился в свои мысли, глядя на заброшенные, покрытые изморозью поля и слушая монотонный топот копыт и звон сбруи четверки лошадей. Многоногий медлительный жук не спеша начал подниматься по склону Альп.