Нет. С тех пор как отсюда исчезли оба господина, эту девицу ни разу не видели в нашем квартале. Скорее всего она ушла с ними. Сюда вообще больше никто не приходил.
Никто? Что вы хотите этим сказать?
Ну, однажды сюда приходил какой-то человек. Он интересовался, где живут господа из Ла-Рошели. Это было, если память мне не изменяет, в декабре. Случилось это около пяти вечера, после наступления сумерек. Я помню, что в тот день на мосту Сен-Мишель поймали оборотня из Анжера, которого потом увезли в Консьержери. Я видел того дьявола, и сердце мое преисполнилось страха, а душа молитвой. Я как раз собирался войти в свой дом, когда кто-то остановил меня и спросил, не знаю ли я, где находится дом Перро. Я был немало испуган, так как меня все еще переполняли мрачные предчувствия после того, как я узнал, что человек может принимать облик зверя, а у этих протестантов все не как у обычных людей. Человек, обратившийся ко мне, был мал ростом, но одет как Дворянин. Я ответил на его вопрос, после чего он перешел на Другую сторону улицы, где его уже ждали. Перейдя улицу, он перекинулся парой слов с какой-то дамой, при этом он несколько раз показал на меня рукой. Дама кивнула мне, как будто в знак благодарности, и я поклонился ей в ответ. Потом он пошли по улице и зашли в дом, который я описал. Дама до сих пор стоит у меня перед глазами, потому что, несмотря на сумерки, я сумел разглядеть ее волосы, сиявшие из-под капюшона. На ней была надета темная мантилья с широким капюшоном, прикрывавшим ее голову. Но ярко-рыжие волосы жаром горели из-под него. Ее одежда напоминала о зимних сумерках, а волосы — о восходе летнего солнца.
Вы не знаете, сколько времени длился этот визит ?
Нет. Я не видел, как они уходили.
Она всегда приходила с сопровождающим ?
Того сопровождающего я больше ни разу не видел, о чем, честно говоря, нисколько не жалею, так как он сильно напугал меня в тот вечер, когда страх и без того сковал все мои члены из-за того оборотня. Я даже думал, что он будет преследовать меня, да что там говорить, он и сейчас видится мне как живой. Мне редко приходилось видеть таких уродов. Его благородная одежда находилась в вопиющем противоречии с его природной внешностью, о которой мне остается только надеяться, что она не является отражением его души. Он был мне едва ли по грудь, и ему было, очевидно, трудно поднять голову, к тому же он был горбат, и прямая походка, видимо, давалась ему с большим трудом. Говорил он с иностранным акцентом, а его «р» так рокотало, словно у него во рту было два языка, причем с обоими он очень скверно справлялся.
Он испанец?
Возможно.
Вы не знаете его имени?
Нет, мсье.
Эти визиты повторялись?
Да, та дама приходила еще раз в январе.
В сопровождении слуги?
Нет, того слугу я больше ни разу не видел и не желаю видеть. Дама приходила одна, но она уже знала дорогу. Меня немного удивило, что она пришла пешком, так как этой зимой на улицах была такая слякоть, что пройти было очень трудно, как вы и сами, должно быть, хорошо помните. Правда, перед домом кто-то набросал соломы на самые глубокие лужи, чтобы дама могла с более или менее сухими ногами добраться до нужного ей дома. Нечасто бывает, что на нашей улице появляется такая дама. Но еще более странно, что она пришла одна, без сопровождения, потому что нет никакого сомнения, что она пришла к господам по чьему-то поручению.
Почему вы пришли к такому выводу?
Это не более чем предположение, мсье. Но скажите на милость, зачем даме, внешность которой имеет так мало общего с людьми, живущими здесь, добровольно подвергать себя таким мукам и ходить в наш квартал?
Что еще вам известно о тех господах? Чем они занимались?
О них никто не мог ничего сказать наверняка. Когда их об этом спрашивали, они всегда отвечали, что приехали в Париж в надежде получить место в каком-то учреждении, но решение затягивалось, и они договорились с Перро — родственником одного из них, — что в его ожидании они пока поживут в его доме.
И насколько это соответствует действительности ?
Я ничего об этом не знаю. Если вас интересует мое мнение, то я считаю, что в том, что они говорили, нет даже намека на правду.
А какова была, по-вашему, правда?
Я никогда особенно не прислушивался к тому, что болтают люди на улице. Соседи постоянно о чем-нибудь сплетничают и судачат. Лучше спросите об этом Аллебу.
Амебу?
Аптекаря. Я видел, что оба молодых господина часто к нему захаживали, а однажды я даже видел, как они все трое занимались таким делом, какое я лучше не стану вам описывать, потому что такие дела мне просто отвратительны. В этом доме вообще делали что-то неладное. Одно небо знает, что творили там эти господа со своими горшками, мешками, зельями и деревяшками.
Что рассказывал вам Аллебу?
Он мне никогда ничего не рассказывал. Аллебу разговорчив, как рыба. Когда он тащит по улицам свою тележку, все речи за него ведет Себастьен, его помощник. Вообще этот человек, когда он не сидит в своей аптеке и не варит свои декокты, проводит время в лесах, полях и каменоломнях. Я не знаю, что подвигло этих молодых господ близко сойтись с этим старым сычом. На улицах рассказывали, что они много раз покупали у него всякие снадобья и при этом расспрашивали его, у каких торговцев и на каких рынках города можно было достать масла и разные настойки. Аллебу, конечно, проявлял большое любопытство и спрашивал, зачем им нужны все эти вещи, на что этот Виньяк объяснил, что один его родственник в Ла-Рошели, тоже состоящий в цехе аптекарей, просил его поискать в Париже, где намного больше нужных веществ, всякие зелья, которые он хочет испробовать в своих новых рецептах. Довольно странно, что этот Виньяк выказывал такой интерес к делам Аллебу и говорил с ним о взаимодействии природных элементов и веществ и проявлял себя при этом большим докой, какими вообще редко бывают средние люди. Мало того, он якобы знал латинские наименования всякого рода чужеземных горных пород, а также названия растений и минералов, а также вещества, экстракты и соединения, которые из них получают.
Откуда люди об этом узнали?
Об этом всем подряд рассказывал несносный крикун Себастьен.
Что вы можете сказать о действиях, о которых вы только что упомянули? В чем они заключались?
Это было в конце октября. В тот день я уезжал из Парижа по делам и как раз в это время находился на пути домой. Шел сильный дождь, и дорогу развезло так, что я двигался очень медленно и с большим трудом. В довершение всех бед моя лошадь совершенно обезножела, и я был вынужден остановиться, чтобы дать ей передохнуть. В такую ужасную погоду на дороге, как и следовало ожидать, почти никого не было. Пока мы стояли, я попытался хотя бы немного привести в порядок свою насквозь промокшую одежду и время от времени посматривал на горизонт, надеясь, что там появится хотя бы небольшой кусок синего неба. Вдруг мое внимание привлекли несколько человек на поле, раскинувшемся между мною и городом. Люди что-то делали на маленьком участке пашни.
В первый момент я не придал этому никакого значения, но потом задумался. Неужели даже в такой день крестьяне должны выходить в поле на работу? Затем мне пришло в голову, что я мог бы скоротать время за разговором с этими крестьянами. Я торопливо направился к ним вдоль канавы, увяз в грязи и уже собирался повернуть назад, но в этот миг заметил, что крестьяне начали поспешно что-то закапывать. К этому времени я уже понял, что это никакие не крестьяне, а городские жители. Я не знаю, заспешили ли они, увидев меня, или решили оставить поле, почуяв другую опасность. Как бы то ни было, их поведение, явно говорило о какой-то опасности, и я счел за благо спрятаться в канаве.
Когда я выглянул из нее, чтобы посмотреть, что происходит, эти люди проходили мимо меня на расстоянии броска камнем. Я был немало испуган, ибо они не только неожиданно, как ниоткуда появились перед моими глазами, но и тем, что в одном из них я узнал Аллебу, а в двух других — обоих приезжих. Дождь лил ручьем, все трое шли, низко опустив головы, чтобы лучше видеть дорогу в непролазной грязи, и прошли мимо, не заметив меня. Я уже хотел было их окликнуть, но что-то в их повадке показалось мне подозрительным, и я побоялся, что мое появление может их разозлить. Им не без оснований могло показаться, что я преднамеренно следил за ними. Пока я, размышляя, лежал в канаве, они исчезли из виду.