Вот почему я решил опубликовать свои заметки. Пусть весь мир узнает об этом и потребует наказания преступников.
ПУРПУРНАЯ МУМИЯ
I
Вы, конечно, знаете, как себя чувствуешь, когда приезжаешь в столицу. Будто попал в совершенно новый мир. Перебрасываясь на вертолетах с одной площади на другую, бесшумно скользя над гигантскими дворцами по тросам на гиропланах, опускаясь в недра бесшумных подземных железных дорог, заполненных неизвестно откуда струящимся солнечным светом, ощущаешь, что именно здесь, в этом удивительном древнем городе, в Москве, сконцентрировано все самое необыкновенное, выдающееся, зовущее вперед.
Я не считаю себя безнадежным провинциалом. У нас на севере, в городе Ленинске, тоже есть и подвесные дороги, и вертолетная связь, и телевизионные информационные центры на всех крупных площадях. Тем не менее в Москве я чувствую себя немного смущенным и даже ошеломленным. Я долго думал о причинах этого и наконец пришел к выводу, что все дело в скоростях. Да, в столице скорости движения во много раз больше, чем у нас. Даже жители города, приветливые и искренние москвичи, двигаются быстрее, чем мы. Они не стоят на месте на скользящих полотнах тротуаров. Они по ним почти бегут. Они как бы продолжают традиции своих предков, тех самых, которые несколько десятилетий назад не стояли неподвижно на гремящих лестницах старого метро, а бежали по ним, успевая читать на ходу.
На площади Восстания, высоко повисшей между двумя гигантскими зданиями — Дворцом спорта и Дворцом искусств, — я, остановился у телевизионного автоинформатора и набрал необходимый мне адрес — адрес Музея материальной культуры. На экране быстро проплыли необходимые координатные данные, и машина стала показывать мне путь к музею.
Мне предстояло спуститься в нижний парк, по каналу имени Дружбы Народов пролететь на крылатом реактоплане до монумента Свободы, там пересесть на вертолет и приземлиться на Голубой трассе, ведущей через Агатовый тоннель прямо к Музею материальной культуры. На цветном экране музей предстал передо мной в виде тридцатиэтажного параллелепипеда, облицованного оранжевой керамикой, с пятидесятиметровым белоснежным мраморным барельефом, изображающим первую космическую ракету, запущенную нами в сторону Луны. Я смело двинулся по указанному мне пути и менее чем за сто тридцать секунд был у цели. По дороге я воспользовался личной радиоавтоматической телефонной станцией и предупредил о своем прибытии профессора Сайена. Он встретил меня у входа в музей.
— Приветствую вас, мой юный друг! — сказал он своим певучим голосом и обеими руками пожал мне руку. — Какими судьбами вас занесло в наш тихий уголок в этом огромном, вечно пульсирующем городе?
Я внимательно посмотрел в чуть-чуть насмешливые глаза уже немолодого ученого и вспомнил его таким, каким его знал, когда два года назад проходил аспирантский курс по истории в подмосковном университете имени Революции. Он ничуть с тех пор не изменился.
— Боюсь, что я приехал некстати. Из радиоинформации мне известно, что вы собираетесь в Африку, в Того…
— Что вы, что вы! — воскликнул профессор. — В моем распоряжении еще тринадцать часов. Я думаю, что за это время мы успеем решить все ваши вопросы.
— Мне кажется, что для решения моих вопросов вполне достаточно двух-трех часов вашего драгоценного времени. Если вы не возражаете, давайте приступим…
Я и не предполагал, как ошибался в этот момент!
Мы вошли в мраморный холл, и бесшумный лифт взметнул нас на семнадцатый этаж музея, где находился кабинет Сайена. За время нашего полета вверх профессор коротко рассказал мне программу своей поездки в Того.
— Нужно дополнить наши данные о вторичном периоде борьбы народов этого района за независимость. С тех пор прошло много лет, но еще никто не разобрал архивы… В нашем музее это пробел… — заключил он с горечью. — Итак, я в вашем распоряжении, — сказал он, усаживаясь на диван.
Я сел в кресло, быстро раскрыл свою папку, извлек из нее фотографию моей жены, Майи, и протянул ее профессору.
— Вам известно это лицо? — спросил я профессора. Я смотрел на него внимательно, чтобы заметить движение каждого мускула его усталого лица.
Сайен метнул быстрый взгляд на изображение, немного нахмурил брови и затем взглянул на меня. Его глаза выражали недоумение. О чем-то усиленно думая, он отрицательно покачал головой. Еще в Ленинске, при прощании, жена мне сказала: «Вот увидишь, он сделает вот так…» И она покачала головой точь-в-точь, как это сделал профессор Сайен, выпятив немного вперед губы.
— Не знаю, — ответил профессор, вопросительно глядя мне в лицо.
Он удивился, когда я в удовлетворенно кивнув головой, снова порылся в папке, чтобы достать последний номер каталога Музея материальной культуры. Сайен нетерпеливо придвинулся ко мне.
— А это что? — спросил я, протягивая ему каталог, открытый на той странице, где была вклейка с изображением головы Пурпурной мумии.
Часто бывает, что главный редактор солидного издания не знает всего того, что в нем напечатано. Как и у всех смертных, у него есть свои интересы, и, естественно, он больше всего следит за материалами по своей специальности. За остальные отвечают его помощники. По-видимому, так было и сейчас.
Профессор Сайен еще раз взглянул на фотографию мумии и перелистал несколько страниц журнала, чтобы установить наименование вновь полученного музеем экспоната. Вдруг он воскликнул:
— Да ведь это одно и то же!
— Что? — спросил я, предвкушая, какой оборот примет разговор через несколько минут.
— Лицо Пурпурной мумии и это! — с удивлением сказал он.
— Я так и знал, — заметил я, положив вклейку в каталоге и портрет моей жены рядом.
— Что? — теперь удивился он.
— Я заранее знал, что вы так скажете. А мы с Майей спорили. Она утверждала, что вы сразу обнаружите какое-нибудь отличие…
Лицо Сайена приняло суровое выражение.
— Я вас не понимаю. Что вы говорите? О какой Майе вы говорите?
— Я говорю о портретном сходстве. А Майя — моя жена.
— При чем тут она?
— Это ее портрет. А это, — я показал на вклейку, — это портрет Пурпурной мумии…
Профессор Сайен быстро поднялся с места и посмотрел на меня сверху вниз. Я заметил, как слегка дрогнули его брови.
— Я надеюсь, что вы проделали пятитысячекилометровый путь вовсе не для того, чтобы шутить? — спросил он меня сдержанно.
Я понимал, как много ему стоило произнести эту фразу спокойно.
— Нисколько. Более того: именно это сходство и привело меня к вам. Вам известно, что в Ленинске я руковожу краеведческим музеем. Получив ваш каталог, я был поражен сходством мумии с моей женой…
Он взял из моих рук портрет и журнал и подошел к широкому окну. Было около полудня, и сквозь тонкие, почти неощутимые стекла обильно лился яркий дневной свет. Мимо широких окон промелькнул вертолет, но профессор не обратил на него внимания. Он тщательно сравнивал оба изображения.
«Он скажет, что есть разница в строении шеи», - вспомнил я слова Майи.
— Да, но ведь у них разные шеи! — радостно воскликнул Сайен.
Улыбаясь, я подошел к нему.
— Да. Различные. Но лицо одно и то же. Пока меня интересует только сходство. Что касается различий, то об этом после…
Мы снова уселись, как прежде: он — на диван, я — в кресло.
— Расскажите мне о…вашей миссии более подробно, — попросил он.
Я немного волновался, потому что теперь наступил самый ответственный момент: передать свои мысли как можно более точно. Я сжал губы и стал беспокойно водить глазами по обширному кабинету профессора, стараясь найти предмет, с которого нужно было начинать рассказ.
«Обрати внимание на бюст академика Филлио в левом углу за его письменным столом», — вспомнил я наставления Майи.
Я отыскал бюст Филлио, затем снова раскрыл каталог и показал его профессору.