Андров застыл с широко открытым ртом.
— Какого Филлио?
— А вот этого.
Профессор потащил нас к кварцевому колпаку в центре зала. Я узнал копию бюста, которая стояла в кабинете. Здесь он был сделан из пластической массы, тоже пурпурного цвета.
Андров закивал головой.
— Скажите же что-нибудь, — настаивал профессор.
— И эту… Для обеих мы использовали одну и ту же аппаратуру… Мы…
— Кто это — мы?
— Я, то есть весь коллектив декодирующей группы космической радиоинформации… Это там, за Пантеоном, в районе…
Андров запнулся. Он дико посмотрел на меня и на профессора Сайена.
— Вы мне не верите? — наконец пробормотал он.
Сайен пожал плечами. У меня почему-то по спине побежали холодные волны. В мозгу рождалась страшная мысль. А в это время Андров почти прошептал:
— Честное слово, эти две фигуры были собраны на основе импульсно-кодовой информации, принятой нами три месяца назад из окраинного района созвездия Лебедя. Вначале мы приняли эту голову… На волне двадцать три сантиметра… Через три месяца на этой же волне — Пурпурную мумию…, Шумы в момент приема не превосходили пяти децибел… Отношение сигнала к шуму было не менее… — И вдруг ни с того ни с сего он закричал: — Не может этого быть! Вы что-то мудрите! Кто эта Майя? Кто такой Филлио?
Профессор протянул ему фотографию. Андров сравнивал ее с фигурой, лежащей в саркофаге у стены…
— А Филлио? Это тот, который скончался три месяца назад? Вы его знали лично?
Профессор утвердительно кивнул.
Андров как вкопанный остановился посредине зала, вдруг ринулся к двери и исчез.
С каждой секундой мне становилось все страшнее и страшнее. Я старался не смотреть на-стеклянный колпак, под которым лежала пурпурная копия моей жены… Внезапно дверь распахнулась, и в нее вбежали Андров и женщина с небольшим саквояжем в руках. Ни слова не говоря, они подбежали к саркофагу с мумией и стали снимать с него верхнюю крышку.
— Что вы собираетесь делать? — встревоженно спросил Сайен.
— Препарировать, — задыхаясь, прошептал Андров. — И немедленно… И если подтвердится, что…
— Кого препарировать?
— Мумию.
— Зачем? — закричал я. Мне показалось, будто они собирались резать мою жену.
В это время женщина раскрыла чемоданчик и извлекла из него скальпель и дисковую электропилу.
— Я вам запрещаю! Это общенародная ценность, и вы не имеете права это делать без разрешения Всемирного научного совета, — категорически заявил Сайен. — Кроме того, я не вижу смысла в таком обращении с экспонатом, с таким трудом полученным из космоса, если, конечно, он был получен из космоса.
— Не беспокойтесь, профессор. Вся информация записана на электретных цилиндрах, и ее всегда можно восстановить. За день или за два… Антония, начинайте.
Он широко расставил руки, загораживая профессору путь к саркофагу. Я услышал, как завизжала пила. По спине продолжали плыть ледяные волны.
— А теперь вскрывайте грудную клетку, — командовал Андров. — Да пилите же ее быстрее, черт возьми! Распилили? Теперь отверните грудину. Видите сердце? Ага! А где печень! Правильно! Селезенка, Все. Теперь можно показать им.
Андров схватил меня за плечо:
— Да чего вы испугались? Ведь это же мумия, она из пластика. Точная копия. Впрочем, смотрите сами, точная ли это копия или нет…
Я нерешительно подошел к саркофагу. Пластмассовые детали разрушенного тела лежали развороченными в обе стороны от оси симметрии тела, и легко можно было видеть внутреннюю структуру фигуры. Органы были разных цветов, но все с пурпурным оттенком… Глаза мумии оставались открытыми и не выражали никакого страдания. С большим трудом я заставил себя думать, что это ведь не живой организм, а только искусно сделанная копия человеческого существа.
— Копия или не копия? — тряхнув меня, спросил Андров. Глаза его сияли невыразимой радостью. — Смотрите внимательно!
Я уныло кивнул головой.
— А как по-вашему, профессор? — с задором спросил Андров.
Ответ последовал от женщины, которая вскрыла мумию:
— Товарищи! Да ведь у нее все наоборот!
Я непонимающе вытаращил глаза, стараясь понять, что она хотела сказать этим «наоборот».
— Что вы имеете в виду, Антония? — хрипло спросил профессор.
— Все! Сердце, печень, селезенка… Все наоборот!
Только тогда я сообразил, в чем дело. У мумии сердце было справа, печень слева, все как у нормального человека, но только как бы отраженное в зеркале!
— Теперь вы понимаете, что мы приняли! Это же гигантское подтверждение теории существования антимиров! Это потрясающе! Это…
— Скажите же толком, что все это значит? — потребовал профессор.
Андров вспомнил о нас. Он отошел от мумии и, обняв профессора, произнес торжественным голосом:
— Наконец-то мы имеем экспериментальное доказательство того, что где-то в глубинах Вселенной существует антимир, точь-в-точь такой, как наш, но состоящий из антивещества. Этот мир является как бы зеркальным отражением нашего!
II
Продвигаясь по быстролетящим панелям и дорогам Москвы к Дворцу науки, я слышал сдержанный гул, из которого то там, то здесь вырывались взволнованные выкрики: «Пурпурная мумия, Пурпурная мумия…»
После специального сообщения Всемирного ученого совета о поразительной по своей смелости гипотезе Аидрова, о Пурпурной мумии говорили не только в Москве, но и во всем мире. Вместо вскрытого экспоната в Музее материальной культуры была выставлена новая копия. Приток посетителей из множества городов мира стал таким огромным, что пришлось изготовить еще несколько копий. Их выставили в самых больших общественных залах столицы. Специальным приказом Верховного Совета изображение мумии трижды в день передавалось по цветному стереотелевидению. «Пурпурная мумия, Пурпурная мумия…» — гудела Москва, а у меня в это время в голове было совсем другое. «Майя, Майя… Неужели где-то во Вселенной существует такая же женщина, как моя жена?»
Наконец я не выдержал. В центре столицы, в одном из уединенных уголков Кремлевского парка, я вытащил из кармана радиотелефон и набрал Ленинск. Через несколько секунд раздался протяжный гудок зуммера.
— Майя, это ты?
— Да. Что это там за переполох с Пурпурной мумией? Я, пожалуй, воспользуюсь законом об уважении личного достоинства граждан и потребую, чтобы меня не показывали на весь мир!
Моя Майя — очень веселая и жизнерадостная женщина. Я облегченно вздохнул, услышав ее звонкий, задорный голос.
— Глупышка, ты должна этим гордиться!
— А я и горжусь! Здесь меня донимают пресса, радио и телевидение. Ты знаешь, из Москвы ко мне прилетала академическая комиссия, и меня исследовали! Они хотели убедиться, что у меня сердце действительно не с правой, а с левой стороны!
— Ну, и как?
— Убедились, дорогой! Оказывается, я не из антимира! — Она звонко засмеялась. — А что делаешь ты? — спросила она.
— Стараюсь молчать. Представляешь, что было бы со мной, если бы народ узнал, что я земная копия супруга этой красно-фиолетовой особы.
— Но тогда и тебя нужно было бы покрасить в этот гадкий цвет! Кстати, зачем они сделали ее пурпурной?
— Они ничего не делали. Это самостоятельно сделала свертывающая информацию машина. Значит, по правилам антимиров так нужно… Впрочем, большинство людей считают мумию довольно симпатичной, — попробовал я сострить.
— Ну, знаешь, не говори мне комплиментов! Я их наслушалась уже здесь. Что ты собираешься сейчас делать?
Я посмотрел на часы.
— Через восемьдесят секунд начнется конференция в Большом мраморном зале академии. Сейчас лечу туда.
— Хорошо, милый, иди. А я сяду у телевизора и тоже послушаю, что там будут говорить. До следующей беседы!
— До следующей беседы!
Большой мраморный зал академии был переполнен, и мне с трудом удалось найти место в самом конце, у центрального входа. Я надел наушники и включил на пюпитре экран. Президент академии физик Джонатов коротко охарактеризовал задачу конференции — обсудить научную состоятельность гипотезы Андрова. Был установлен жесткий регламент: трехминутные доклады на пленуме, две минуты на доклады в секциях. Дискуссии по докладам проводятся заочно, в холлах академии, где были установлены звукозаписывающие приборы и где любой делегат мог высказаться и получить копии всех высказываний и докладов.