Я попятился назад, охваченный ужасом.
— Что вы говорите?! — воскликнул Андров.
— Ничего особенного. Я удивляюсь, что там, на вашей Антиземле, не могут лечить такую ерунду. Они научились по радио передавать трупы своих жителей, а до лечения опухолей они не додумались! Безобразие.
Доктор скривил пренебрежительную гримасу и повернулся к секционной. Он шел медленно, с достоинством, а я еле передвигал ноги, усиленно думая, что с Майей. Расстояние до Ленинска в пять тысяч километров стало превращаться в космическое. Сердце сжималось…
— В каком возрасте она умерла? Я имею в виду мумию, — спросил Андров.
— Это вам сейчас скажет Кугель. Кстати, я не понимаю, неужели и у нас не смогли вылечить эту женщину? Впрочем, часто новообразования не дают о себе знать до самого последнего момента. Легкое недомогание, и все. Знаете нашу молодежь? Подумаешь, недомогание. Плевать нам на медицину. Вот вам и результат…
Доктор говорил громким и резким голосом, как скверный радиорепродуктор.
Мы вошли в секционную. У мраморного стола сидел пожилой мужчина без халата и делал в тетради какие-то вычисления.
— Кугель, сколько, по-вашему, прожила больная? — спросил наш провожатый. Он указал пальцем на растерзанное чучело из пластмассы.
— Восемь тысяч пятьсот двадцать три с половиной дня. За половину я не ручаюсь, — ответил Кугель, продолжая вычисления.
— Доктор, — обратился к нему Андров, — вот ее муж…
Андров легонько толкнул меня к доктору.
— Муж? Вот этого? — показал он на пурпурные лохмотья из пластмассы. — Замечательно! Он нам и скажет точно день, когда умерла его жена. Вы помните?
В это время я вспомнил совсем другое. Я вспомнил слова французского радиоинженера Сюжи о том, что объемная развертка организма возможна лишь после его смерти. Я вспомнил, что интервал между приемом из космоса бюста Филлио и Пурпурной мумии равнялся трем месяцам… Я также вспомнил, что где-то сейчас, может быть сегодня, исполняется три месяца со дня смерти Филлио…
Доктор повторил вопрос искусственно ласковым тоном, как будто бы обращался к больному. Я отрицательно покачал головой.
— Не помните? Не помните, когда умерла ваша жена? — удивленно спросил доктор.
Я потерял дар речи. За меня ответил Андров:
— Может быть, она и не умерла. Два часа назад он говорил с ней по радиотелефону…
— Не умерла? Этого не может быть! — категорически заявил доктор. — Я бесконечно верю в вашу теорию антимира, товарищ Андров, и поэтому она, то есть его жена, должна умереть. Иначе мы никак не докажем существования Антиземли и наших антикопий там, — он поднял глаза вверх, — во Вселенной…
У меня перехватило от гнева горло. Я грозно двинулся на увлекшегося патологоанатома.
— Замолчите, вы! Плевать мне на теорию антимиров, слышите! Она не умерла. А если она больна, то ее немедленно нужно лечить!
Андров бросился ко мне:
— Успокойтесь, успокойтесь. Прошу вас. Через минуту мы свяжемся с Ленинском. Идемте.
Как во сне, я шел по каким-то коридорам, плыл по каким-то улицам, поднимался в лифтах, слышал чьи-то голоса…
— На какой волне вы работали для связи с женой? — услышал я голос.
— Не знаю…
— А номер вашего абонента?
— Не помню…
— Ваша фамилия?
Я сказал.
— Сядьте здесь.
Андров сел рядом со мной, положив свою руку на мою.
— Они сейчас ее разыщут…
Я кивнул головой. Кругом царила глухая тишина. Огромные часы с маятником медленно тикали прямо передо мной. И еще я запомнил большую пальму в деревянной кадке, а справа от нее бюст Ленина на фоне стены из красного мрамора. А часы все цокали, цокали, очень медленно.
После мне сказали:
— Идите в третью кабину.
Я продолжал сидеть окаменевший, бесчувственный, бездумный…
— Идите в третью кабину, — повторил голос.
— Идите. Связь установлена, — дернул меня за рукав Андров.
Я пошел. Вот кабина номер три. Вот телефонная трубка. Снимаю.
Молчу. Голос телефонистки:
— Говорите.
— Майя, — шепчу я.
— Алло, алло, Москва? — слышу я где-то, совсем рядом.
— Майя! — кричу я не своим голосом,
— Да! Это ты, Вадим?
— Майя, ты жива?
— Что?
— Ты жи-ва-а-а!!!
— Да перестань кричать! Я ничего не понимаю. Почему ты без радиотелефона?
Вдруг мое сознание стало кристально чистым. Я знал, что нужно делать!
— Майя, слушай меня внимательно, — начал я раздельно. — Ты больна. Очень серьезно, понимаешь, очень. Немедленно иди в клинику и скажи, есть подозрение, что у тебя лимфосаркома. Немедленно, дорогая. Дай слово, что ты сейчас же пойдешь!
В телефоне послышался веселый, беззаботный смех моей жены.
— Удивительно! — сказала она наконец. — Мы прожили всего четыре года вместе, а думаем одинаково. Даже когда между нами расстояние пять тысяч километров!
— Не-мед-лен-но иди к врачу! — закричал я.
— Я зво-ню те-бе от вра-ча! — ответила Майя.
Под ложечкой у меня неприятно заныло. А она продолжала весело болтать:
— Понимаешь, я вчера почувствовала себя не очень хорошо. Какое-то легкое недомогание. Сегодня пришла в клинику. Сделала все анализы. И что ты думаешь? Когда стали делать просвечивание, нашли, что лимфатические узлы где-то в поджелудочной области у меня чуть-чуть увеличены. Доктор Эйтров на меня так накричал, так накричал. Вы, говорит, культурная женщина, а приходите на обследование так редко, и вот, говорит, лимфатические узлы у вас увеличены на два процента. Как тебе это нравится?
— Нравится, — прошептал я. — Продолжай, Майя…
— Ну, а дальше все очень просто. Мне ввели на всякий случай сыворотку и для гарантии приказали явиться через полгода для повторной инъекции! Правда, интересно?
— Правда, Майя… — сказал я.
— Да что ты там такое бормочешь! Как дела с Пурпурной мумией?
— Она умерла… То есть ее порезали на части. Копии в подвалах.
— А теория Андрова подтвердилась?
— Н-не знаю. Приеду — расскажу.
— Да, да, милый, приезжай скорее, я так скучаю!..
— Завтра буду дома!
— Жду! До встречи!
— До встречи.
Лицо Андрова сияло, когда я вышел из кабины. Он обнял меня и крепко прижал к себе.
Я почему-то рассмеялся.
— А чему вы радуетесь? То, что у Майи на два процента увеличены лимфатические узлы, еще не доказывает вашу теорию существования антимиров и антикопий наших людей.
— Это неважно. Главное, ваша жена здорова. Я так волновался…
— Неужели вы так верите в существование антимиров, в существование зеркальной копии нашего мира? — спросил я его серьезно.
— Вы тоже, кажется, в нее поверили, — ответил он уклончиво, — иначе вы бы не приняли так близко к сердцу судьбу Пурпурной мумии…
Я смущенно улыбнулся. Действительно, почему я так боялся за Майю? Моя жена и ее зеркальное изображение, принятое по радио из космоса, — что между ними могло быть общего? Конечно, ничего!
— Если вы верите в существование антимиров, тогда продолжайте ловить и расшифровывать эти чудесные сигналы из глубин Вселенной… Ищите… Может быть, вы найдете не совсем то, на что надеетесь, но все равно это будет важно…
— Я обязательно буду это делать, — задумчиво сказал Андров. — И не только я. Но сейчас меня поразила мысль доктора, который препарировал Пурпурную мумию.
— Какая?
— Там, во Вселенной, знают, как по радио передавать объемную развертку, но не знают, как лечить лимфосаркому…
— Ну, и что же?
— Нужно послать им информацию, как лечить лимфосаркому. Обязательно. Для них это очень важно…
— Для кого и где?
— Для тех, кто передал по радио Пурпурную мумию.
— Так ведь сигналы шли миллионы световых лет! — возразил я.
Андров нахмурился и потер лоб…
КОГДА ЗАДАЮТ ВОПРОСЫ
Эти ежегодные встречи мы называли «капустниками» в память о далеких призрачных временах, когда мы были студентами. Уже стоит на Ленинских горах шпилястый университет, и еще пятиэтажный ковчег физфака давно обжит новыми поколениями будущих Ломоносовых и Эйнштейнов, физики и лирики давно спорят в благоустроенном зале со звуконепроницаемыми стенками, а мы не можем забыть сводчатые подвальчики под старым клубом МГУ на улице Герцена. И каждый год мы собираемся здесь, смотрим друг на друга и ведем учет, кто есть, а кого уже нет. Здесь мы разговариваем про жизнь и про науку. Как и тогда, давным-давно…