ТЫ УЗНАЕШЬ
— Отлично, — произносит он. — Просто отлично.
Он возвращает доску в шкаф Денниса.
По дороге в город Майкл покупает дешевую карту улиц Альбукерке. Ему жарко, он устал и раздражен оттого, что приходится каждые пятьдесят миль останавливаться, чтобы долить жидкости в протекающий радиатор. К тому же он явно недоспал. Это и чувствуется, и, как ему кажется, бросается в глаза.
В его фургоне нет кондиционера.
Он и сам не знает, зачем ввязывается в эту историю.
Он паркует автомобиль перед домом, отмечая про себя, что тот практически ничем не отличается от соседних, чего, собственно, и стоило ожидать.
Дом выкрашен в традиционный для юго-востока темно-рыжий цвет, рядом гараж на две машины в форме вигвама. Все очень скромно, но стильно. Похоже, в доме живут люди со вкусом, которые не ограничиваются только стрижкой газона.
Майкл никогда до конца не понимал людей, небезразличных к окружающей обстановке.
Он делает глубокий вдох и направляется к дому. Стучит в дверь.
Его опять беспокоят сомнения, усиливающие состояние тревоги. Может, следовало заготовить какие-то слова приветствия? Боже, сейчас кто-то откроет дверь, а ему абсолютно нечего сказать. Уолтер говорил, что он сам все узнает. Но на фоне приближающихся шагов это слабое утешение.
Дверь открывает Эндрю.
И буквально за какие-то доли секунды до этого Майклу приходит на ум первое, что он должен сказать. Здравствуйте. Вы мистер Уиттейкер? Хотя и банально, но вполне годится для вступления.
Он не произносит этого.
Потому что сразу, как только открывается дверь, он знает, что перед ним Эндрю.
Он его узнает.
О, он выглядит другим, на сорок лет старше, но все равно узнаваем. У него все тот же длинный прямой нос, который так и напрашивается на прозвище. Взгляд по-прежнему острый и проницательный, хотя глаза, пожалуй, слишком близко посажены. У него хорошая осанка, плечи развернуты во всю ширь.
А волосы совсем седые. Но все равно это Эндрю.
И поскольку Майкл никогда прежде не видел Эндрю, осознание происходящего полностью его обескураживает, если, конечно, считать, что кураж у него был.
Он стоит, уставившись на Эндрю.
Эндрю произносит: «Да? Чем могу помочь, молодой человек?»
Майкла удивляет, что Эндрю не узнает его.
Он смотрит от волнения в глубь дома, замечает Мэри Энн, и у него перехватывает дыхание. Сознание затуманивается, словно во сне. Он чувствует, что, если сейчас не выдавит из себя хотя бы слово, ему уже не удастся проснуться.
— Мэри Энн? Какого черта ты здесь делаешь? — Эти слова срываются с языка, прежде чем он успевает о чем-либо подумать.
Эндрю оборачивается, смотрит на жену, потом опять переводит взгляд на Майкла.
— Вы что, знакомы?
Но Мэри Энн лишь удивленно таращит глаза.
— Кто-нибудь объяснит мне наконец, что здесь происходит? — повышает голос Эндрю.
Майкл отворачивается от Мэри Энн и пристально смотрит прямо в глаза Эндрю.
— Это твоя жена? — спрашивает он.
— Да. А кто ты такой, черт возьми?
— Не могу поверить, что ты это сделал, Эндрю. Ты женился на моей девушке.
— Что?
— Я доверял тебе.
— Кто ты такой? — орет Эндрю. — О чем ты говоришь?
Этот вопрос вырывает Майкла из состояния, в котором он только что пребывал, сам того не сознавая, и тоже повергает его в изумление.
— Я… меня зовут Майкл Стиб. Я… просто забыл, что говорил минуту назад. Я даже не понимаю, что со мной.
Он хочет продолжить, объяснить, что вообще-то ему не свойственно безрассудство, но понимает, что усложнит все еще больше. Внезапно до него доходит, что он все-таки нашел Эндрю, встретился с ним лично, а это значит, что его миссия окончена. Слава богу. Уолтер говорил, что от него требуется только это, и, черт возьми, он выполнил обещание.
— Я, пожалуй, пойду, — произносит он.
Шурша резиной по асфальту Шестьдесят восьмой улицы, он видит в зеркале заднего вида Эндрю, который стоит на вылизанной лужайке перед своим домом и смотрит ему вслед.
Ему предстоит восемнадцатичасовая дорога домой, так что времени достаточно, чтобы все обдумать, но, похоже, мозги не готовы к такой работе. Как только он начинает осмысливать происшедшее, в голове происходит короткое замыкание — как у младенца, пытающегося освоить квантовую физику.
Вот почему он не сопротивляется, когда мысли отправляются в прошлое, которого у него никогда не было.
Он вспоминает, что прежде у Мэри Энн были рыжие волосы, а не седые, как сейчас, а еще он помнит корсаж, который она надела к студенческому балу. Он помнит и то, что она любила лимонный пирог, который часто пекла мать Уолтера, хотя никто не любил этот пирог больше, чем сам Уолтер, и еще она была единственная девушка, которая позволяла собаке Никки подпрыгивать и лизать ей лицо.