Он склоняется над ее постелью, и она обнимает его двумя руками.
— Ты хорошо питаешься? Ты такой худой. Твой жене нужно будет подкормить тебя. Мне придется научить ее готовить. Она может воспользоваться моими рецептами. Ты ведь всегда правильно питался. Ей придется научиться тебя кормить.
Мэри Энн хочется закрыть глаза и постараться увидеть мир таким, каким он видится Милли. Она бы так и смотрела на них двоих. Но она понимает, что они заслуживают побыть наедине в такой момент.
Она незаметно выскальзывает из комнаты.
В холле она встречает знакомую медсестру, которая протягивает ей бумажный носовой платок.
— Что случилось, миссис Уиттейкер, ей сегодня плохо?
— Нет, нет, — отвечает она, сморкаясь. — Думаю, у нее сегодня хороший день.
Глава двадцать третья
Майкл
Майкл поднимает глаза и видит, что Мэри Энн в комнате нет.
Он вновь поворачивается к Милли. Ее улыбка постепенно исчезла, и на лице появилось еще одно знакомое выражение. Оно означает состояние спокойной серьезности.
— Уолтер, — говорит она, — мне сказали, что тебя убили на войне.
— Да, мама.
— О. Так это правда. Но я рада, что ты здесь.
— Я тоже.
— Ты знаешь, я тоже скоро умру. — Она произносит это почти с гордостью. — Ты это знаешь?
— Да, мама. Я знаю.
Дверь открывается, и в комнату заходит медсестра. Грузная женщина лет пятидесяти с увядшим лицом.
— Вам пора принять ванну, миссис Кроули.
Она произносит это с наигранной бодростью, и в ее тоне не чувствуется искреннего участия. Какой-то он поддельный. Таким тоном можно разговаривать с младенцем, и Майкла бесит, что так обращаются к его матери.
— Не сейчас, — говорит Милли, — разве вы не видите, что здесь Уолтер?
— Уолтер? — Медсестра оглядывает Майкла с ног до головы. — Похоже, она принимает вас за своего сына.
Майкл чувствует, как в нем нарастает негодование, поскольку эта тупая тетка говорит с ним в присутствии Милли так, будто та ничего не слышит и не понимает. Никто не смеет так относиться к его матери.
— Он и есть мой сын, — говорит Милли.
— Да, милая, конечно.
— Я ее сын, — говорит Майкл. — Ванна может подождать. У нас свидание. — Одному Богу известно, как ему удается сохранить хладнокровие.
Она сверлит его взглядом, словно решая для себя, как отнестись к его тону. Потом произносит: «В вашем распоряжении час. Потом время посещений заканчивается».
На самом деле, судя по часам, в его распоряжении один час и десять минут, но он не стал спорить. Лишь бы она ушла.
После ухода медсестры он пересаживается на краешек кровати Милли. Кровать не слишком большая, но Милли такая миниатюрная, что места вполне хватает. Он снимает свои теннисные туфли, потом вытягивается рядом с ней и кладет ее голову к себе на плечо.
— Ты боишься? — спрашивает он.
— Может быть, немножко. А стоит бояться?
— Нет.
— Ты мне расскажешь об этом?
— Конечно. Я попытаюсь.
Он не совсем уверен в том, что следует ей рассказывать, поэтому пытается вызвать в памяти образ Уолтера. Пусть он говорит. В такой момент, как сейчас, уже не нужна странная комбинация их двоих. Нужен только Уолтер.
— Это очень похоже на твое нынешнее состояние, — говорит он, — только ничего не болит. И ты можешь видеть гораздо больше. Ты можешь видеть все, что было и что будет, где и когда. Ты поймешь, что любое событие в мире имеет свое значение и не бывает бесполезным. А то, что когда-то казалось тебе очень важным, на самом деле таковым уже не является. То есть как будто все важно и в то же время ничего не важно.
— Здорово.
— Есть еще кое-что, о чем нужно сказать.
— Что же?
— Представь. Ты — это по-прежнему ты, но не такая, как раньше. Ты как будто становишься больше. И хотя ты никогда раньше не знала себя такой, большой, это все равно ты.
— И там есть ты, Уолтер?
— Я везде, где ты только захочешь, чтобы я был, мама. Я имею в виду, вот я здесь, правда?
— Ты останешься со мной, пока я не засну?
— Конечно, мама. Я с тобой.
Майкл закрывает глаза, потом открывает их и вновь смотрит на часы. У них остается чуть больше часа. И если она не заснет в течение этого времени, он все равно сдержит свое обещание. Его не выгонят отсюда, пока она не заснет. Пусть только попробуют.
Он пытается дышать, несмотря на то что в горле стоит ком, а грудь словно сдавлена обручем.
Ее голова удивительно легкая. Она и сама как пушинка. Ему хочется укрыть ее собой, словно покрывалом. Он прислушивается к ее дыханию.