Но зато это позволило Эндрю поверить в то, что он решил проблему. И мы чувствовали себя так, будто восстановили справедливость.
У нас был жесткий уговор: никогда-никогда ни словом, ни жестом не выдавать, что это сделали мы. Потому что слово не воробей… И тогда не только реабилитируют старуху, но разоблачат Эндрю как злоумышленника. Поэтому мы дали друг другу клятву унести эту тайну с собой в могилу.
Я так и сделал.
И только сорок лет спустя, оказавшись на собственной могиле, я решился рассказать об этом.
А что касается кошки, так прав я. Кошку звали Энджел.
Глава тридцать девятая
Майкл
Он стоит, сцепив руки за спиной, пристально глядя на свою мать. Мать Уолтера. Нет, на свою мать. Он уже не знает, есть ли какая-то разница, да и неважно это, в конце концов.
Он в Оушн-сити, в помещении для гражданской панихиды. Нет никакой формальной службы, просто каждый прощается с умершей. В зале стоит открытый гроб, и люди приходят и уходят, отдавая последнюю дань уважения. Высокие окна из витражного стекла придают моменту оттенок скорбной величавости. Ковер на полу темно-коричневый, толстый и мягкий. Такие похороны, думает он, наверняка обошлись семье в круглую сумму. Например, гроб. Тысячи долларов за ручную работу уйдут в землю. Он бы предпочел, чтобы люди, которые любили Милли, потратили на нее столько денег, когда она была жива.
Но сама она удивительно красива. Несмотря на старую, почти пергаментную кожу, искривленные артритом пальцы, лицо Милли красиво.
Вот так надо умирать, думает он. Ее тело износилось. Отработало свой срок службы. И пришло время уйти в мир иной.
Он даже завидует ей.
Он чувствует, как что-то зреет в нем, но это не грусть. Чувство, более похожее на торжество. Он не может объяснить его, но приветствует.
И тут он вспоминает похороны собственной матери, матери Майкла. Он помнит, как стоял у ее гроба. Ему шестнадцать лет. Тогда он испытывал совсем другие чувства — более тягостные, никакого торжества. Где все эти годы скрывалась его способность чувствовать?
Он гонит прочь смущающую его мысль и все внимание вновь сосредоточивает на Милли.
Он позволяет себе слегка коснуться теменем ее руки.
«Я подстригся». — Он улыбается ей, зная, что ее уже нет здесь, но ему все равно хочется отдать последний долг ушедшей Милли. — «Я люблю тебя, мама».
Он наклоняется и целует ее в холодный лоб.
Выпрямляясь, он видит человека, стоящего совсем рядом. Достаточно близко, чтобы тот мог расслышать, как он назвал ее мамой. Мужчина выглядит встревоженным. Майкл думает, что он, должно быть, из числа близких родственников. И тут сто озаряет.
— Робби? — спрашивает Майкл.
Мужчина выглядит еще более обескураженным. Это темноволосый коренастый крепыш. Лицо широкое, скуластое и в общем изменившееся. Но глаза… Эти горящие глаза выдают его.
Теперь Майкл знает, почему приехал.
— Роб Кроули, — отвечает он. — Меня давно уже никто не называл Робби. Я вас знаю, да?
Робби не упомянул про сказанное «Мама», но Нет сомнения, что он слышал, и напряжение в его голосе это подтверждает.
— Ты чувствуешь, что знаешь меня?
— Как вас зовут?
— Майкл Стиб.
— Что-то не припомню.
— Но что-то во мне знакомо. Верно?
— Да, я только никак не пойму, что именно. Где я вас видел?
«Все, Уолтер, — мысленно произносит Майкл. — H нашел его, и что мне теперь с ним делать? Я сам пойму? Хорошо. Спасибо. Ты, как всегда, помог».
— Думаю, тебе лучше спросить у Мэри Энн или Эндрю.
— Они еще не пришли.
— Я знаю.
— Нет, в самом деле, — не унимается Робби. — Меня разбирает любопытство. Я хочу знать, откуда я вас знаю. Почему вы сами мне не скажете?
— Ба! Не тетушка ли это Пэтти и дядя Дэн?
Да, это они, и он их знает. Видел несколько минут тому назад. Он намеренно сменил тему разговора, но, разумеется, увяз от этого еще глубже. Это был непродуманный шаг.
Робби прищуривается.
— Вы из нашей семьи? Нет, конечно нет. Я бы вас знал. Не понимаю. Почему вы не скажете, кто вы?
— Робби… Роб. Я просто думаю, что такого рода вопросы не задают малознакомому человеку.
Майкл поднимает глаза и видит входящих в зал Мэри Энн и Эндрю. Под руку. Обида закипает внутри и ложится на сердце тяжким грузом. Он перехватывает взгляд Мэри Энн, но она тут же отворачивается, словно устыдившись.
— Вон она, — говорит Майкл. — Иди у нее спроси.