— Не убежишь, милая, — сказал он, расстегивая остатки пуговиц. Горячие губы прошлись по груди, и Дэр с силой втянул в рот сосок. Я застонала, комкая простынь. Зачем говорить, если он и так всё делал замечательно?
Рука скользнула под подол, он нащупал трусики и быстро стянул их. Бедер коснулся прохладный воздух — Дэр приподнял платье и снял его с меня. Губы тотчас принялись скользить по телу, оставляя влажные следы, чуткие пальцы ласкали грудь, то сжимаясь, то едва касаясь кожи.
Я шире развела ноги, и прижалась затылком к матрасу, чтобы не дернуться в сторону. Возбуждение болью пульсировало между ног, и терпеть его спокойно не было сил. Дэр пальцем приласкал нежное местечко в самом центре, а горячий сильный язык проник внутрь. Ладонью второй руки он прижимал меня к кровати, чтобы хотя бы как-то контролировать тело. Постанывая, я теребила его волосы, путаясь в смоляных прядях.
Когда Дэр лег сверху, я приготовилась впустить его с наслаждением, ощутить всю мощь и тяжесть, но он продолжал дразниться, твердым естеством проводя по моему трепещущему лону. Чуть глубже и прочь, чтобы подарить поцелуй яростный и нежный. Я отчаянно искала его язык, чтобы утолить голод, задыхалась и постанывала ему в губы, а Дэр продолжал изводить меня. Внутри всё задрожало от готового прорваться напряженного наслаждения, и вот тогда он положил мои ноги себе на плечи и резко, со всего размаху вошел в меня.
Я не могла не кричать, чувствуя долгожданные толчки. Спинка кровати билась о стену, и вскоре мы остались вдвоем на пустой незаселенной кровати — от движений свалились вниз и подушки, и одеяло, и скомканная простынь.
— Пожалуйста… — обессилено выдохнула я через несколько минут. Дэр не сбавлял скорости, и я была вся мокрая. — О, боже…
Голос сорвался на хрипы, и Дэр заткнул мне рот поцелуем. Он прекрасно знал грань, что нельзя переступать, и продолжал мощными движениями входить в меня, крепко держа за бедра. Тела наши сталкивались и полыхали, и я, чтобы не свалиться, схватилась за спинку руками.
— Не могу больше, — шептала я, но мы оба знали, что силы ещё есть. — А! — вырвался то ли стон, то ли всхлип, и Дэр чуть замедлился.
Теперь я чувствовала его внутри каждой жилкой, и он, опустив одну руку, принялся поглаживать меня внизу, вызывая болезненную, нетерпеливую дрожь. Я была готова взорваться и лежала тихо, молясь, чтобы он не остановился. Нахмурилась, напряглась, вытянулась струной под его руками, под горячим мокрым телом, и, когда Дэр скользнул языком в мой рот, проникая глубоко и медленно, не выдержала. Он держал мое дрожащее тело осторожно и крепко, а я всё никак не могла унять негу, вскрикивала, пытаясь ухватиться за руки Дэра, и спустя вечность обессилено откинулась на матрас.
Дэр счастливо рассмеялся мне в ухо.
— Моя краса.
Я открыла глаза и поняла, что он-то до пика не дошел, предпочтя доставить удовольствие мне. Сразу появились и силы, и новые жажды. Я толкнула его в грудь и опрокинула навзничь.
— Хочу ласкать тебя ртом.
И, не дожидаясь ответа, склонилась, языком касаясь его естества.
— Нет, Мэй! Нет! О, боже… Да, — выдохнул он.
Приятная упругость сводила меня с ума. Как такую махину можно было обхватить? Я втянула головку, провела языком, протолкнула глубже, наслаждаясь трудным дыханием супруга. Скользнула пальцами по твердым кубикам живота, поглаживая, щекоча, дразня совсем как он меня. Мне нравился этот солоноватый привкус, и то, как Дэр сжался, нахмурившись. Меня всё больше возбуждали его хриплые вдохи и выдохи. Хотелось делать это яростней, жестче, и Дэр тихо пробормотал, вызвав у меня внутреннюю улыбку:
— После твоих ласк я проснусь счастливым безумцем…
Он застонал, напрягаясь, и откинул меня прочь. А через минуту, сцапав за руку, уложил к себе на грудь, и эо было только начало нашей долгой и прекрасной ночи, где царили страсть и нетерпение.
Немного отдохнув, Дэр снова потянулся ко мне. Он был ненасытен! Однако в этот раз я чувствовала, что мы равны силами, и льнула к нему, пока снова не ощутила внутри знакомую сладостную пульсацию. Она всегда шла по нарастающей, и было приятно просто замирать, останавливая послушное тело в трепетной неге предвкушения.
Мы сломали кровать, и теперь она стояла косо, на трех ножках. Дэр прижал меня к стене, подошел сзади и принялся кусаться. Он здорово умел возбуждать одними только прикосновениями к ушам, шее, плечам… Я чувствовала его твердость между бедер, и подалась назад, выгибая спину.
— Я так хотел поцеловать тебя тогда на балу, милая, — прошептал он, поглаживая мои груди, легонько двигая бедрами и нежным смехом пуская по затылку мурашки. — Сразу страстно, чтобы ощутить всю твою сладостную теплоту. Когда ты упала на меня в карете, я до одури хотел коснуться твоей нежной груди, бедер, запустить руку под платье и ласкать тебя. А в особняке Роланда жаждал овладеть тобой и не отпускать до утра… И вот ты моя — такая податливая и нежная, такая гибкая и сильная. И я знаю, что буду хотеть тебя всегда. Любовь изменится, мы станем другими, но жажда останется прежней. Возможно, со временем мы станем не такими голодными, ведь впереди испытания, которые заберут мгновения и чувства… Но сегодня наша ночь, Мэй. Моя и твоя. И я хочу, чтобы ты помнила её всегда — звездами и улыбками.
— И твоим дождем, — отозвалась я. — Грозой, которая нас объединила.
Мы попрощались с Марком в лесу. Стоило как можно скорее вернуться по домам, и я, представляя счастливые лица родных, не могла сдержать радостных слез. Я крепко обняла Сварта, и он обнял меня в ответ.
— Береги жену, Дэр, — сказал Солнечный.
— Непременно. А ты найди выход, Марк, — отозвался Грозовой. — Хватит сидеть в клетке. Я там побывал и могу сказать только одно — зверю нужна свобода.
Сварт вздохнул и протянул Магици руку:
— Мир и радуги?
— И Солнечный дождь, — отозвался тот и, рванув друга к себе, обнял. — Встретимся через неделю у нас. Испечем пироги и приготовим подарки, — ухмыльнулся Дэр. — И попробуй не приди, болван!
— Припрусь в пять утра, — улыбнулся Солнечный. Впервые я видела его улыбку со вкусом сладкого восторга без каких-либо добавок. — До скорого.
Он повернулся и легким шагом двинулся в сторону дома. Я знала, что Атра с нами заодно — об этом говорило солнце и синие грозовые тучи, и гигантская двойная радуга через все небо. Одним концом она упиралась в дом Магици, другим нащупывала поместье Сварта, и это было неспроста. Мы не расстались. Марк светлой искрой пригрелся в наших сердцах, а мы надеялись омыть его сухое одиночество теплыми ливнями. И препятствия, какими бы сложными они не казались, были преодолимы, если идти рука об руку.
А потом был дом, дождь и слезы — влага благостная и чистая, не оскверненная ни предательством, ни злобой. Наверное, плакали все, я сквозь собственные слезы не узнавала лиц, называла все подряд имена и слышала свое, сплетала цвета и знала, что вместе мы — сила. Выйдет солнце и начнется новый день, а потом будет ночь — время слепящих молний и щербатой луны.
Уже лежа после долгого и насыщенного дня в большой уютной постели, я встрепенулась с важной мыслью.
— Дэр, я тут подумала…
— У? — сонно отозвался он.
— А если у нашего сына будут волосы как у меня? Я же вам черноволосую породу испорчу!
Он прижал меня крепче и для надежности обхватил ногами.
— Значит, будет бегать по двору маленькая рыжая молния. И, кстати, вспомни-ка свои слова. Ты хотела дочку, вот её и получишь.
— То есть как это? Откуда ты знаешь, что будет девочка?
Но в ответ донеслось лишь невнятное бормотание — мой любимый уже провалился в сон, и я, не медля, устремилась следом, в те страны, где жили наши общие мечты, туда, где бегали босыми пяточками души наших ещё нерожденных деток, в долины ветров и бурь, и теплых золотых лучей, что, играясь с дождями, рождали яркие радуги счастья.