Он ухмыльнулся и выудил из разномастной кучи несуразную меховую шапку, чтобы тотчас нахлобучить её на голову.
— О! Я — арат! Они там все зимой такие носят.
Я хмыкнула, примеряя жуткие растянутые гамаши.
— Бороды не хватает.
— Могу подарить тебе её на праздник. Если не побреюсь месяц — будет такая же, как у Торми.
— И перевяжи ленточкой, — рассмеялась я. — А если честно, я не против небольшой щетины. Она приятно колется при поцелуях.
Дэр гибко прыгнул ко мне и повалил на тряпье.
— Бардак подождет. Хочу поцелуев.
Именно за этим прекрасным занятием нас застукал Бэйт. Хорошо, что мы всего лишь целовались.
— Опаньки! — рассмеялся младший. — Чего это вы средь бела дня?
Я прижалась к Дэру, заливаясь краской, а супруг ответил брату как ни в чем ни бывало:
— Желания обостряются в канун праздников, знаешь ли. Как там твоя избранница, кстати?
Настал черед Бэйта смутиться, хотя он и скрыл это за улыбкой.
— Хорошо. Я пригласил её на праздник. Скоро поеду забирать.
— Я не знала, что у тебя есть подруга! — удивленно воскликнула я.
Глядеть на парня, лежа под Дэром, было странно. В Грозовом поместье не существовало правил относительно поведения, хотя никто, конечно, не предавался любви на виду у всех, понимая, что это слишком. Чего не скажешь о поцелуях. Не только мы с Дэром могли вот так друг на друга накинуться. Остальные пары тоже чудили, и не по одному разу на день.
— Познакомились мы давно, — охотно отозвался Бэйт. — Но были просто друзьями. А когда я впервые её поцеловал, сразу стало ясно, где она, эта «дружба», осталась.
— Брат! — воскликнул Дэр. — Неужто ты целоваться умеешь?
Бэйт хмыкнул в ответ.
— Куй счастье, пока горячо!
В поместье, кстати, была отличная кузница, где делали оружие по-настоящему ценное — из грозового металла. В первые дни после приезда, когда Дэр показывал мне территорию, я познакомилась с Лассом — здоровенным черноволосым кузнецом. Добрый и суровый, он обращался с металлом любовно и строго, и обеспечивал Грозовых не только оружием, но и мебелью, лампами для светлячков и прочими необходимыми в хозяйстве вещами — от лопат до ножниц.
— Он мне как дядя, — сказал тогда Дэр. — И единственный, с кем Колэй иногда смеется.
Хорошо, что мы нашли время для занятий. Я многое узнала от свёкра, проявившего неожиданную благосклонность. Он рассказал, что цвет — часть чувств, хранимых человеком. И не только тех, что он испытывает в настоящем, но и будущих его свершений.
— У каждого свой собственный оттенок, который может меняться как по нескольку раз в день спонтанно, так и в течение жизни необратимо. Почти у всех грозовых это синие и фиолетовые оттенки — от бледно-голубого до лилового. Бывают, конечно, исключения.
— Откуда вы знаете о цветах ваших людей? — удивилась я.
Колэй впервые за всё время нашего знакомства весело хмыкнул, и мне сразу стало тепло.
— Я тоже вижу цвет, Мэй. С четырнадцати. Обычно именно в этом возрасте открывается дар.
— Ты знал? — повернулась я к Дэру.
— Да. Хотел, чтобы он сам тебе сказал.
Колэй вздохнул.
— Я не стремился обладать цветом, и сейчас не собираюсь будить способности. Я лишь вижу оттенки, но не толкую их переменчивость. А вот ты можешь читать людей благодаря цвету, Мэй. Научиться этому не так сложно, главное, не бросать.
— Не брошу. Подскажите, что означают перемены и как толковать их?
— Хорошо, — сказал он, и мы втроем отправились во двор за учебным материалом. Так я на протяжении нескольких дней наблюдала за людьми и животными, выявляя изменения их цветности и пытаясь найти в этом закономерность.
К Новому году я уже знала, что, когда оттенок светлеет, значит, человек ослаблен или болен, опечален или чувствует боль. Если цвет становился ярким — значит, его обладатель радостен или возбужден. Ровный оттенок говорил о спокойствии и мирном расположении внутренних энергий, а если цвет начинал темнеть — значит, обладатель его злился или думал о чем-то неприятном. Также цвет темнел от удовольствия, и порой было совершенно невозможно определить намерения человека. Поглядишь — стоит, пребывает в своих мыслях, лицо ровное, а кругом — темнота… Вот и думай, что там у него происходит в душе. Совсем как с Марком.
— Но это и не главное, — в предновогоднюю ночь сказал мне Дэр. — Самое важное, что ты можешь лечить цветом и помогать людям взаимодействовать оттенками.
— Чувствами?
— Не совсем.
Он протянул руку, и мы медленно сплели пальцы.
— Просто наблюдай, милая. За тем, что происходит со мной. А когда ощутишь необходимость — попробуй что-то изменить.
Яркий ультрамарин Дэра поначалу не менялся. Я старалась не шевелиться, чтобы не спровоцировать его прикосновениями, но вдруг, ни с того ни с сего, цветовое облако изменилось — нижняя часть сделалась пурпурной, серединка осталась синей, а верх окрасился прекрасной лазурью. Подобной градации я доселе не видела ни у кого! Я наблюдала, как колышутся цвета, а потом подумала — почему бы не добавить четвертый оттенок? Например, ослепительную звездную белизну на самом верху…
— Щекотно, — рассмеялся Дэр. — В затылке. Это ты вытворяешь?
— О! — воскликнула я, и цвет Дэра сразу стал просто синим. — Неужели получилось? Я тебя выбелила слегка!
— Получилось, — улыбнулся он и поцеловал меня, роняя на кровать. — И это только первый раз. Дальше будет ещё интереснее. Не хочешь принять ванную?
— Хочу.
Мы поднялись и неторопливо раздели друг друга.
— Хорошо, что можно позволить себе эту прекрасную процедуру. И я всё ещё хочу попросить Колэя о бане.
— На праздники самое время.
Дэр открыл воду, и, пока я выбирала какое из душистых зелий налить в ванную, он частым гребешком вычесывал мои космы. Наверное, так действовала Атра — они почему-то стали быстрее расти. Всего ничего прошло с момента, как я покинула Западное королевство, а пряди уже стали ощутимо длинней и гуще. Я никогда не жаловалась на плохие волосы, а теперь и вовсе не представляла, как с ними справляться. Неудивительно, что все Грозовые были такими волосатыми! Я сказала об этом супругу, и он рассмеялся.
— А теперь мы ещё и смуглые.
— И это странно. Что случилось? Откуда загар?
— От Сварта, — хмыкнул Дэр. — С ним как ни встретишься — всякий раз поджаривает.
— Ненарочно?
— Угу. Также как порой грозовые всех поливают дождем.
— Хм, — сказала я и плеснула в воду зеленоватой жидкости. — Кедр и еще что-то.
Дэр помог мне залезть в ванную и сел напротив.
— Знаешь, а ведь дом Радуг прежде находился в священной долине. Говорят, он был красив и просторен, и праздники зимы и лета отмечали именно там. Оба клана собирались до последнего человека, не боясь оставить поместья. В эти древние легенды даже Бэйт не верит, хотя уж он — тот ещё мечтатель.
— А почему ты не веришь, Дэр? Ты принимаешь даже самое невозможное.
— Слишком сложно, милая. Для нас обоих. Последний раз я был у Марка в гостях вместе с Агной и мамой. Тогда Солнечное поместье было красиво, но теперь наверняка запущено. Воины Сварта живут отдельно, в своих собственных домах. Представляешь, каково Солнечному одному в пустом огромном доме? — мужчина вздохнул. — Я как идиот жалею его, всё думаю, чем помочь.
— Это не глупость, Марку действительно плохо. Я тоже чувствовала некую пустоту внутри него… Но он никогда не примет помощи, Дэр. От Грозовых, по крайней мере. — Я положила ладони ему на колени. — Когда мы расставались после собрания, его цвет был черным. Солнце греет, дарит загар, но порой превращает в угли. Боюсь, Марк что-то решил, и своего решения не изменит.
Дэр нахмурился.
— Это плохо. Очень. Его категоричность делает людям больно. — Он вздохнул и вдруг улыбнулся. — Иди сюда, Мэй. Ко мне. Как можно ближе.
Я подползла на коленях и улеглась меж его бедер, прижимаясь щекой к мокрой груди.
— Где бы мы ни были, с тобой так спокойно! Даже когда вокруг монстры снуют и опасность подстерегает на каждом шагу. Ты — мой надежный шторм.