— Я не все рассказал тебе, Мэй… Прости. Не только Сварт пытался договориться с Кеврелом, но и я заключил договор с Цахталом.
— О чем? — прошептала я. — И когда? В ту ночь в доме?
— Да. Взамен на обещание спасти тебя и отдать мне поток сил, он попросил отдать себя — целиком.
— Что это значит?
— Уйти к нему, милая. Навсегда.
Я отшатнулась, закрутила головой, ища, куда бы спрятаться от его слов, но Дэр поймал меня за плечи.
— Он просил тебя умереть?..
— Не совсем. Потерять себя привычного и быть открытым для иных дел. Оставить семью и тебя. Ради твоей жизни отдать свою прежнюю. Это как раз та борьба, о которой мы говорили. Я нужен монстру как источник силы.
— Почему не сказал раньше, Дэр? — едва справляясь с голосом, произнесла я.
— Думал, пронесет. Надеялся, что не придется платить за чувства. К тому же я половины не помнил, но сегодня в разговоре с отцом как будто взрыв случился… Странное ощущение — с запахом и вкусом. Отчаянная решимость. Будущее, которое я избрал сам. Цахтал лишь помог определиться.
— О боже, Дэр! Значит, всё из-за меня⁈ Не приди я, вы с Марком договорились бы, а так ты продал Цахталу душу! Господи, неужели всё должно закончиться так? Ты забудешь меня? Забудешь навсегда?
Он чуть не задушил меня в объятьях.
— Просто перестану узнавать, милая. Скоро придут перемены, и начнутся они с меня. Всё не зря, поверь. Марк принял верное решение благодаря тебе, Мэй. Думаю, он по-прежнему любит Агну и живет только ради этой памяти. Ты пробудила в Солнечном давно угасшие чувства, тот свет, что грел, а не сжигал. Что касается меня… — Он трудно вздохнул.
— У нас есть возможность это изменить?
— Нет, милая. И ты это знаешь. Я уже теряю себя — прямо сейчас. Чувствуешь, как холодны руки?
Я тихо заплакала.
— Ты уйдешь?
— Когда придет время.
— Сколько у нас есть, Дэр? — прошептала я.
— Не больше месяца.
Месяц моей жизни, а после — смерть. Что бы Дэр ни говорил, я собиралась за него бороться, пусть даже с существом, которое прожило тысячи лет и обладало огромной силой.
Мощь, что росла внутри Дэра, стала необозримой. Он мог разбить вдребезги огромное дерево, «выдуть» целое озеро и обрушить его в какое-то конкретное место. Или, к примеру, вызвать смерч — жуткую воронку, сметающую все на пути. Я видела этот ужас, когда мы посетили прибрежную деревню и порт, забирая письма, пришедшие с островов. Тогда Дэр стоял возле воды и пристальным взглядом волновал море, пока не породил страшный пульсирующий хобот. И только испуганные крики заставили его утихомирить стихию и забрать назад молнии. После этого нам пришлось долго успокаивать атровцев, объясняя, что властелин гроз просто «тренируется». Но это было ложью во спасение — на самом деле Дэр не мог сдерживать такой поток сил.
Часто по утрам мы обнаруживали поваленные деревья и принесенные откуда-то ветви. Дожди шли постоянно, и лишь когда мне удавалось отвлечь любимого едой или сном светило солнце. Я пробовала всё подряд — читала ему книги, пела, выводила погулять. Без толку. Дэр мучился от боли, которую вызывал в теле дар. Терпел он молча, но было видно: страдает. И ни одно из зелий Бэйта, ни уроки с Колэем не помогали. Дэр не просто попадал в мишени — он их уничтожал. Молнии его могли стереть с лица земли целую деревню и наше поместье заодно, а потому он все чаще уходил подальше, оставляя меня дома.
Я всё ещё ловила его улыбки — ободряющие, ласковые. Он до последнего хотел поддержать меня, успокоить. Дэр не привык сдаваться, и, что бы ни затеял великий предок, Магици сражался за себя. Однако вскоре у него не осталось на это сил.
Дэр сделался замкнут. Он мало ел и мало спал. Почти не смотрел на нас, опасаясь, что пристальный взгляд причинит боль, и, если не гулял, то подолгу стоял возле окна, глядя на горы. Я знала, о чем он думал, видела его желания, и боялась, что очень скоро любимый уйдет и не вернется.
Дух его в мучениях застыл, застрял в огромной паутине, вот только сплел её не паук, а грозовой монстр. Но за что? Желая показать, что Дэр не достоин? Или наоборот, Цахтал хотел забрать его к себе, чтобы вознаградить? Я не собиралась сдаваться, всеми возможными способами пытаясь вернуть любимого. Но пока что действовало только одно лекарство — прикосновения.
Близость стала для меня пыткой. Видеть, как в эти мгновения возвращается прежний Дэр, а потом снова терять его — не было ничего ужасней. Однако чем больше проходило времени, тем более жестким он становился в такие моменты. Не жестоким или настойчивым, именно жестким, но я терпела, проглатывая все чувства и оставляя только чистоту любви. Ради Дэра я была готова терпеть и куда худшую боль.
— Не надо, — сказал он, когда я в очередной раз хотела приласкать его, помочь уснуть. — Нет, Мэй. Это бесполезно.
— Близость не только для пользы нужна, — мягко улыбнулась я. — И тебе бы причесаться. Давай я сделаю.
— Нет, — чуть повысив голос, отозвался Дэр.
— Пожалуйста…
Он медленно выдохнул, справляясь со злостью. В последние дни он постоянно злился по поводу и без повода.
— Хорошо. Только быстро.
Но я нарочно делала всё неспешно, зная, что так он вернется. Однако на сей раз это не помогло. Дэр молча сидел и не реагировал на мои прикосновения. Даже когда я раздела его и нежно погладила по груди, он остался безучастен, словно ничего не ощутил ни в теле, ни в сердце. Сдерживая жар ужаса, я за руку подвела его к кровати и усадила на край.
— Дэр.
Он поглядел на меня незнакомыми глазами — синими бездонными ямами. Казалось, в теле его поселился безразличный к людям монстр. Сам Цахтал? Мы несколько минут смотрели друг на друга, а потом Дэр медленно лег и повернулся ко мне спиной. Через минуту он уже спал.
Я долго лежала, обняв мужа и слушая его тихое дыхание. Лицо Дэра во сне разглаживалось, становилось кротким и мирным. Наверное, именно в ночные часы возвращался прежний он. Я боялась заснуть и проснуться в одиночестве, подолгу думала, пытаясь найти выход. Порой под вечер мы собирались с остальными и решали, что предпринять. Вот и пару дней назад Колэй предложил посетить Священную долину и встретиться там с Марком. Идея была отличной, но мы не успели.
Дэр ушел.
Следующим утром он перестал узнавать отца и братьев, да и на меня когда реагировал, когда нет. Так началась новая мучительная неделя, и даже яркий расцветающий май не казался радостным. Теперь Дэр почти не выходил из дому, и вскоре перебрался в пустую комнату на чердаке. Каждый раз, когда я приходила, он встречал меня злобой и грубостью, бывало, отталкивал, хотя и не делал больно. Это привело к тому, что, осознавая свою силу и то, что может причинить вред, он заблокировал дверь.
Я плакала в пустой постели каждую ночь. Уже восемь дней Дэр ничего не ел. Я оставляла тарелки под дверью, но находила их на прежнем месте нетронутыми. Зверь, сам собой заточенный в клетку. Опасный, слишком сильный. Монстр. Мы с Бэйтом по очереди сидели возле двери и разговаривали с любимым мужем и братом, но он, конечно, не отвечал.
— Пусть хотя бы слышит голос, — пробормотал младший.
Так прошла ещё неделя. Я не зависела от времени суток, ложилась и вставала когда придется. И ждала последнего мгновения, зная, чем кончится этот кошмар. Об этом не расскажешь словами — подобная боль всегда отыскивает особый уголок. Ты пытаешься вырвать её, чувствуешь, как полыхает сердце, но жар лишь усиливается. И дожди, шедшие теперь по ночам, не могли потушить пожары.
Седьмого июня у Ирины был день рождения, но мы не отмечали. Никому не хотелось сладкого, никто не пил чай. Даже подарков не было, и женщина все понимала. Она и сама не видела смысла в празднике. Я как всегда провела день возле двери, а вечером ушла в комнату, чтобы немного поспать. Мы понятия не имели, что происходит в комнате, но Колэй уверял, что Дэр жив и в сознании.