– Нет, все в порядке. Пойдемте.
После того как объявили о ее прибытии, шум голосов на мгновение стих. Лили стояла не шелохнувшись, ее растянутые в улыбке губы словно сковал ледяной холод. Целое море женских глаз. И все они с любопытством смотрят на нее. Лили все еще надеялась, что вот-вот кто-нибудь улыбнется и тепло поприветствует ее. Однако проходили секунда за секундой, но никто из дам так и не улыбнулся и не сказал ей ни слова.
Внезапно по беседке волной пронесся гул, словно все представительницы высшего света Нью-Йорка, собравшиеся здесь, заговорили одновременно.
– Не могу поверить, что это она! – услышала Лили голос одной из дам.
– А я не могу поверить, что у нее хватило смелости прийти сюда! – поддержала ее другая.
– Ни одна порядочная женщина на это не решилась бы, – вынесла вердикт третья.
Ощутив внезапную слабость, Лили со всей определенностью поняла: Морган был прав. Как же она наивна, если надеялась на их прощение! Только слепец не заметил бы гневно приподнятых бровей, скривившихся от презрения губ и полных осуждения взглядов. И все эти возмущенные женщины смотрели на нее!
С губ Лили чуть не сорвался крик боли, она едва не повернулась на каблуках и не бросилась что было сил прочь, подальше отсюда. Но она слишком долго пробыла Пурпурной Лили, чтобы сдаться так легко.
Усилием воли девушка подавила в себе неуверенность и разочарование. Как прошлым вечером, когда хотела поразить Моргана, так и теперь она решила предстать перед этими чопорными представительницами городской знати такой, какой они ее считали. Она будет вести себя именно так, как от нее ожидают. И ей совсем нетрудно будет это делать – за десять лет она успела войти в роль.
– Эдит! – громко воскликнула Лили, обращаясь к хозяйке, и вызывающе рассмеялась. – Моя дорогая девочка!
Несколько дам обернулись и изумленно посмотрели на Эдит Мэйхью, словно обвиняя ее в предательстве. Та мгновенно залилась нервным румянцем.
Пальцы Лили судорожно сжимали веер, но на губах продолжала светиться чарующая улыбка, когда она отважно направилась к беседке.
– Вы только посмотрите на это платье! – прошипел кто-то.
– Наверное, она купила его на благотворительной ярмарке? – прозвучало ехидное предположение. – Должно быть, она растеряла всех своих богатых любовников.
У некоторых дам от волнения перехватило дыхание, многие смущенно захихикали – в приличном обществе не принято было обсуждать столь щекотливые темы. Однако остановиться они уже не могли.
– Чары этой женщины, наверное, больше ни на кого не действуют, – смакуя каждое слово, произнесла одна из приглашенных.
– Почему она здесь?
– Не сомневаюсь – она явилась без приглашения! Услышав последнюю фразу, Лили подошла к Эдит Мэйхью.
– Дорогая, как я рада, что ты попросила меня присоединиться к вам! – громко сказала она. – Я так давно не встречалась с моими чудесными, милыми подругами! – Лили обернулась и уточнила: – Например, с Уинифред.
Уинифред Хедли едва не задохнулась от растерянности. Казалось, еще мгновение – и она упадет в обморок. Все присутствовавшие знали ее как на редкость чопорную и самоуверенную особу. А уж если кому-то из них случалось слегка оступиться, то она первая указывала на несчастную пальцем. В то же время она пользовалась огромным авторитетом среди дам, считавших своим долгом следить за тем, чтобы представители высшего света Нью-Йорка свято чтили приличия и правила морали.
– Ну и ну!.. – удивленно протянула одна из женщин. – Никогда не подумала бы, что ты, Уинни…
– Я… я… – заикаясь, начала было нерешительно оправдываться Уинифред, но, видимо, так и не отыскав подходящих слов в свою защиту, вдруг резко повернулась и, шурша юбками, бросилась к выходу из беседки.
Горстка женщин последовала за ней. Но большинство остались – слишком возбуждено было любопытство этих нью-йоркских сплетниц.
Прием стремительно продвигался к полному провалу. Чем более вызывающе вела себя Лили, тем сильнее накалялась обстановка. Девушка весело смеялась и беззаботно щебетала, словно здесь ее окружали только самые искренние и преданные друзья.
Однако довольно скоро Лили почувствовала, что смертельно устала играть навязанную ей роль. Возмущение новым предательством бывших подруг сменилось в ее душе бесконечным отчаянием. С преувеличенным оживлением распрощавшись с гостями Эдит Мэйхью, гордой поступью королевы она вышла из беседки.
Стараясь ступать как можно более осторожно, словно опасаясь внезапно упасть, Лили прошла мимо ряда дверей фешенебельных гостиных и добралась наконец до выхода. Девушка не стала ждать, пока грум остановит для нее кеб, а выбралась на улицу и медленно побрела по ней, ничего не замечая вокруг. Она прошла целый квартал, прежде чем спохватилась, что не сможет преодолеть немалое расстояние до Блэкмор-Хауса пешком. Как раз в этот момент мимо проезжал кеб. Лили бросилась к нему и чуть не до смерти напугала возницу, бешено заколотив по обшивке экипажа кулаком. Тот соскочил со своего места, поглубже натянул шляпу, а затем помог ей сесть.
Через несколько минут они уже мчались по Пятой авеню. Вжавшись в пожухлую кожу продавленного сиденья, Лили откинулась назад. Когда они добрались до Пятьдесят девятой улицы, девушка поняла, что просто не может сейчас вернуться домой, и попросила возницу повернуть на север. Ей хотелось ехать и ехать, лишь бы дорога не кончалась. Она мечтала каким-нибудь волшебным образом вновь оказаться в Территауне, ведь одиночество в пустом доме выдержать куда легче, чем то, что произошло с ней сегодня.
Ей хотелось оказаться как можно дальше от Манхэттена. От места, где ее ненавидят все: и бывшие подруги, и Роберт с Пенелопой, и даже Морган. К горлу подступил горький ком, в глазах закипели слезы.
«Почему меня так это волнует?»– с гневом подумала Лили. И почему после всех этих лет она все-таки позволила себе надеяться?
Слева проплыл Центральный парк, но девушка даже не повернула головы. Ей хотелось вырваться из тюрьмы Манхэттена. Хотелось дышать. И забыть о том, во что превратилась ее жизнь. Жизнь, которую она ненавидела!
Ее жизнь стала пародией на нормальное существование. И она сама виновата в этом. В конечном счете Морган почти угадал: ее судьбу определил человек. Этот человек сумел навеки погубить ее репутацию. А теперь, после чая в доме Мэйхью, где она держалась так вызывающе, нечего и надеяться на возвращение в свет.
Лили застонала. Ничто и никто не сможет ей помочь!
Несмотря на то что со времени скандала на поминальном приеме прошли годы, она так и не смогла смириться с тем, что стала отверженной. Она продолжала надеяться, что когда-нибудь сможет вернуться в Нью-Йорк и вновь войти в привычный круг. Но теперь эта хрупкая надежда разбилась вдребезги, и ее мельчайшие осколки втоптаны в грязь, как, впрочем, и несбыточные мечты о счастье.
Лили хотелось кричать и проклинать несправедливость и жестокость мира, жертвой которого она стала. Но разве это могло что-нибудь изменить? Она была Пурпурной Лили тогда, она продолжает оставаться Пурпурной Лили сейчас и будет ею всегда.
Господи, как с этим жить?
Девушка закрыла глаза и постаралась забыться, слушая скрип колес экипажа и наслаждаясь его мерным покачиванием. Лошади побежали быстрее, когда Центральный парк остался позади, – здесь было еще мало построек и мощеных дорог, хотя этот район в последнее время стал развиваться очень интенсивно. Когда Лили была девочкой, северная часть города считалась неосвоенной окраиной. Но после того как здесь все чаще стали появляться конки и проложили железную дорогу, все изменилось.
Девушку, однако, совершенно не интересовали преобразования, которые на удивление быстро изменяли облик Нью-Йорка. Она думала лишь о том, чтобы поскорее покинуть этот город и уехать домой, на север штата, где при встрече с людьми ей не надо будет выдерживать насмешливые улыбки и многозначительные взгляды.