Роберт Хопкинс, без одежды напоминавший ощипанного цыпленка, в сопровождении столь же обнаженной девушки, прокрался с другой стороны и занял места в дальнем конце одного из передних рядов. Под словом «одеться» Роберт явно понимал совсем не то, что понимают обычно.
Дениз прошептала:
— Вилли, я не думаю, что нам следует здесь оставаться здесь. C’est ипе indecence![32]
— О, перестань! — прошептал я в ответ. — Ты же водила меня на тот нудистский пляж во Франции.
— Там все было по-другому — чистая, здоровая природа. А это — разврат.
— Успокойся, — сказал я. — Никто же не говорит, что нам тоже нужно раздеваться.
Дениз замолчала. Перед рядами кресел был установлен временный деревянный помост, высотой около фута. На этой платформе находился маленький стеклянный резервуар. В резервуаре была вода и что-то розовое и извивающееся. Я опознал червя urechis, несомненно, украденного из биологической лаборатории.
С двух концов помоста стояли высокие подсвечники; в них горели огромные свечи. В дальней части возвышения я увидел курильницу, от которой исходили струйки ароматного дыма.
Человек в красном одеянии вышел из тени и занял свое место на возвышении, позади резервуара с червем. Это был невысокий лысеющий мужчина примерно моего возраста; тонкие темные волосы были расчесаны по его голому черепу.
— Добрый вечер, мои спутники в необычайном приключении, — проговорил Мастер Добени. — Да пребудет с вами бесконечная любовь. Сегодня вечером мы предпримем величайшее из наших магических действий, которое дарует нам самим и всем разделенному человечеству бесконечное благословение любви. Мы призовем любовь в ее чистейшей, концентрированной форме, в форме бога Приапа, бога истинной любви. Его воплощением является то морское создание, которое сейчас здесь, радом со мной.
Согласно законам симпатической магии, молитва, обращенная к этому созданию, которое своей формой символизирует величайшую особенность божества, привлечет к нам самого Приапа. И тогда мы исполним то, что надлежит — нет, нет! — Он как к малым детям обратился к Роберту и Сэнди, которые ласкали людей друг друга и явно готовы были начать, не дожидаясь сигнала. — Вам следует подождать, когда появится бог. Терпение, терпение!
Продолжим. Мы исполним величайший акт любви, воздав дань богу. Ибо что ныне тревожит человечество? Откуда берутся войны, преступления и забастовки? Все от недостатка любви. С помощью Приапа мы, направляя оккультные течения, внушим любовь сначала нашим соотечественникам, а затем и всему миру…
Он продолжал в течение получаса рассуждать о различных планах существования, материализации духовных сущностей и потребности в вечных течениях любви на всех уровнях семимерной вселенной. Эти течения можно было направить, если совершить массовый, так сказать, всеобщий акт единения.
Насколько я мог видеть, молодые люди, собравшиеся в зале, были готовы исполнить свои роли в обряде. Так прямо не стояли даже солдаты в моем подразделении во время войны. Все пары целовали и ласкали друг друга. Мне хотелось схватить Дениз и присоединиться к пиршеству, но на лице ее появилось выражение неодобрения, так что от этой идеи пришлось отказаться. Дениз прошептала:
— Вилли, я не собираюсь здесь сидеть и смотреть, как прекрасная любовь превращается в цирк!
— Ну перестань! — воскликнул я. — То, что они делают, не причинит нам вреда. Кроме того, если ты меня здесь бросишь, кто знает, во что я могу впутаться?
Рядом с нами о том же спорили и Хелды. Правда, в их беседе роли распределились иначе: мужчина хотел уехать, а женщина — остаться. Будучи психологом, Этель Хелд не собиралась пропускать этот эксперимент.
Наконец проповедь подошла к концу. Даубени вытащил из широкого рукава волшебную палочку и начал произносить заклинание. Он постоянно вертелся из стороны в сторону, размахивал палочкой, будто дирижировал невидимым оркестром, и пел.
Голос Мастера поднялся до крика. Я кое-как сумел понять, что он говорил на латыни. Заклинание закончилось воплем:
— Veni, magistre venereonum! Veni, veni, veni!
Я ожидал, что далее начнутся фокусы или какое-то жульничество. Но к тому, что случилось, я подготовлен не был. Огоньки двух больших свечей почти угасли, остались маленькие точки, напоминавшие застывших светлячков. А потом последовала ослепительная вспышка холодного, белого света, сопровождавшаяся ударом грома.