Мы, перебивая друг друга, вспоминали старые времена. Я спросил: «Скажи, ты помнишь, как я столкнул тебя с причала?», а он ответил вопросом на вопрос: «А что случилось с твоим дядей — тем, у которого был домик на озере Ракетт?»
Я в ответ произнес:
— Почему ты так и не женился на моей кузине Агнес? Вы с ней были очень близки…
Я поведал Альфреду о своей незадавшейся военной карьере, о своей невесте-француженке, о своей новой работе в трастовой компании. Он внимательно посмотрел на меня и проговорил:
— Вилли, объясни мне кое-что.
— Что именно?
— Когда мы проходили в школе тесты, мой IQ был таким же высоким, как твой.
— Да, у тебя всегда было очень много оригинальных идей — больше, чем у меня. И что такое?
— И все-таки вот он ты… Ты твердо стоишь на ногах. А я, кажется, все делаю неправильно. Я никак не могу с этим справиться.
— Справиться с чем?
— С жизнью.
— Может, тебе стоит заняться чем-то таким, что не требует особой практичности — не требует реалистического взгляда на вещи и приспособляемости. Может, попробовать что-то более интеллектуальное, например, науку или литературу.
Он покачал поседевшей головой.
— Я никак не могу стать профессором — ведь я не окончил колледж. Я попытался сочинять рассказы, но никому они не интересны. Я даже писал стихи, но мне говорили, что это всего лишь слабые подражания Теннисону и Киплингу, и такие вещи сейчас никому не интересны.
— Ты обращался к мозгоправу? (В те времена слово еще не вышло из употребления, хотя люди все чаще называли врачей «психиатрами»).
Он опять покачал головой.
— Я встретился с одним в Утике, но тот парень мне не понравился. Кроме того, поездки в Утику раз или два в неделю требуют времени и денег, а у меня ни того, ни другого не хватает.
Подул слабый бриз, вода покрылась рябью.
— Ну что ж, — произнес Альфред, — пора нам возвращаться назад.
На острове дарила тишина, только в эллинге пыхтела небольшая дизельная машина, которая накачивала воду и питала батареи, снабжавшие нас светом и теплом. Перед обедом я поинтересовался:
— Послушай, Эл, ты заставил меня довольно долго плясать вокруг этой проклятой лампы. Что она собой представляет? Почему у меня должны были начаться кошмары, когда я вез эту штуку из Европы?
Альфред рассматривал свой бокал. Как я выяснил, он пил в основном дешевое ржаное виски, но для друга раздобыл дорогой скотч. Наконец он произнес:
— Ты можешь вспомнить те кошмары?
— Еще бы! Такое до самой смерти не позабудешь. Каждый раз я во сне стоял перед каким-то стулом, а может, и троном. На троне что-то было, только я не мог разобрать, что именно. Но когда оно тянулось ко мне, то его руки казались… они были гибкими, как щупальца. И я не мог ни закричать, ни убежать — вообще ничего не мог. И каждый раз я просыпался, как только эта тварь прикасалась ко мне. Снова и снова.
— Да, все ясно, — сказал он. — Это был древний Йускийек.
— Это что было?
— Йускийек. Вилли, ты знаком с мифом об исчезнувшем континенте, об Атлантиде?
— О господи, нет! Я был слишком занят. Насколько я помню, оккультисты пытаются доказать, что в Атлантике действительно существовал ныне затонувший континент, а ученые говорят, что это — чушь; и Платон на самом деле приобрел свои знания на Крите, в Египте или где-то еще.
— Некоторые отдают предпочтение Тартессу, возле современного Кадиса, — сказал Альфред. (Это случилось раньше, чем греческие ученые разработали теорию извержения вулкана на острове Тера, к северу от Крита.) — Я полагаю, такой практичный парень, как ты, вряд ли поверит во что-то сверхъестественное, не так ли?
— Я? Ну, это как поглядеть. Я верю в то, что вижу — по крайней мере чаще всего, когда у меня нет причин заподозрить мошенничество. Мне известно: как раз в то самое время, когда человек думает, что все знает и может разгадать любой трюк, его легче всего обмануть. В конце концов, я был в Гэхато, когда эта ясновидящая, мисс — как ее там? Скотт, Барбара Скотт — столкнулась с проблемами из-за нескольких маленьких индейских призраков, которые бросали в людей камни.
Альфред рассмеялся.
— Господи Боже, я об этом совсем забыл! Никто так и не смог ничего объяснить.
— Так что же насчет твоей нелепой лампы?
— Ну, у Ионидеса неплохие связи в эзотерических кругах, и он уверяет меня, что лампа — подлинная реликвия из Атлантиды.
— Извини меня, но я свое мнение оставлю при себе. И кто же этот Йускийек? Демон или бог из Атлантиды?