Ну, я всегда был любителем дикой природы и ярым защитником животных. Мне только что исполнилось тринадцать, и я не сомневался в своей правоте. В общем, я рассказал смотрителю, старому Рою Ньюкомбу, об этом убийстве, и тот взялся за Анри Мишо. Браконьеру пришлось заплатить штраф; конечно, он лишился оленя.
Примерно неделю спустя он повстречал меня на улице в Гэхато и сказал: «Я слышал, что ты наябедничал смотрителю, Нет? Черт возьми, ты лучше бы за собой следил, ты маленький сукин сын. Я с тобой поквитаюсь, будь уверен!»
Я некоторое время волновался: Мишо был высоким, крепким парнем, с ним опасались связываться. Мне он казался огромным, как Голиаф. Но ничего не случилось, а через пару лет мы перестали приезжать сюда. Когда мы вернулись в Адирондак через некоторое время, я не слышал об Анри Мишо. По правде сказать, я совсем забыл о нем до тех пор, пока эта проклятая лошадь мне вчера не напомнила.
…Во второй дождливый день в «Алгонкин-лодже» Джо Бриггса неожиданно появился казначей нашего банка, Малкольм Макгилл, со своей женой. (Тогда он был всего лишь помощником казначея.) Я рекомендовал ему это место, когда он рассказал о своем желании осмотреть Великие Северные Леса. Когда Дениз, тетя Фрэнсис и я обедали с Макгиллами в «Лодже», Дениз упомянула о нашей недавней прогулке.
— О, здесь можно кататься верхом? — спросил Макгилл, преисполнившись энтузиазма. — Надо же, я непременно хотел бы попробовать!
— Тогда поезжайте завтра с нами в Гэхато, если дождь ослабеет, — предложил я.
Дождь действительно прекратился, так что на следующее утро мы оказались на конюшне у Сеймура Грина. Макгилл и его жена приехали в джинсах и кроссовках — эта обувь не слишком подходит для конных прогулок по причине отсутствия каблуков. Я надел сапоги и бриджи, в которых катался верхом в течение двадцати лет, хотя Дениз надела брюки навыпуск.
Я не ковбой и не казак. Однако я довольно много ездил верхом, еще в модной подготовительной школе, в которую меня отправили родители прежде, чем Великая Депрессия существенно изменила наши финансовые планы. В той школе верховая езда входила в учебный план. Я даже несколько раз заставил лошадь подпрыгнуть — и неплохо держался в седле.
— Эй! — воскликнул Макгилл. — Я хочу этого коня! — Он указал на огромного черного жеребца — того самого, который наступил мне на ногу.
— Хорошо, — сказал Грин. — Он не будет создавать вам проблем; он слишком ленив. Седлай его, Джим.
И тогда Макгилл попытался сесть в седло не с той стороны. Дариус отшатнулся, и Джим поправил Макгилла.
— Никогда не мог запомнить, какая сторона — правильная, — сказал казначей.
— Представьте, что носите меч на левом бедре, — сказал я. — И если бы попытались сесть в седло справа, то ткнули бы лошадь ножнами и она перепугалась бы.
— Но я левша, поэтому я носил бы свой меч на правом боку!
На это я не стал отвечать. Грин вручил Макгиллу прут, срезанный специально для того, чтобы привести Дариуса в чувство, если конь не будет уделять внимания командам наездника. Мы поехали по тропе.
Дариус поначалу не создавал проблем, но Макгиллы меня беспокоили. Судя по разговору, они казались бывалыми лошадниками. Но то, как они сидели на лошадях, и сами представления Макгилла о том, как садятся на лошадь, этого впечатления не подтверждали.
Кроме того, их беспокоили оленьи мухи, так что они постоянно отряхивались и чесались. Они выехали без головных уборов, не зная, что оленьи мухи садятся сразу на волосы. Потом внезапно возникает ощущение, будто кто-то ткнул вам в череп или в шею раскаленной иглой — тут поневоле начнешь лупить себя по голове. Макгилл ехал, расставив колени, так что между наездником и лошадью виднелся просвет.
— Малкольм, — спросил я, — а сколько раз ты ездил верхом?
— О, я катался на лошади… ну, два раза.
Я поперхнулся.
— Ну, если хочешь усидеть в седле, плотно прижми колени к бокам животного и так их и держи.
— Ага, — сказал он. Он попытался исполнить мои указания, но сжимать колени нелегко, если человек к этому не привык. Вскоре его колени снова разъехались.
Однако Малькольм держался, пока мы не выехали на открытое пространство, неподалеку от взлетно-посадочной полосы. Джим пустил коня легким галопом. Макгилл выдержал первые неуклюжие скачки Дариуса. А потом седло Малькольма начало соскальзывать набок; наклон усиливался всякий раз, когда всадник пытался изменить положение. Поскольку он не сжимал коленей, то не мог и всем весом удерживать седло.