— Не знаю. А за сколько?
— За тысячу долларов.
Если бы не долгие годы банковского опыта, я бы, наверное, вскочил с криком «Что?» Тысяча — хорошая, круглая сумма, даже во время инфляции, особенно если учесть, что статуэтка обошлась мне в доллар. Но опыт научил осторожности.
— В самом деле? — сказал я. — Неужели музей готов заплатить такие деньги?
О'Нил, казалось, заколебался.
— Это не музей, — произнес он наконец. — Это… частное лицо, прибывшее к нам несколько дней назад, чтобы мы помогли в поисках одной статуэтки. Он говорит, что вещь у него украли. Он выследил похитителя до самой Сололы и узнал, что один из членов вашей группы приобрел ее в марте. Он не знал, кто именно, но он объявил награду и обещал Музею пожертвование, если мы поможем ему определить местонахождение идола.
— Кто этот человек?
— Августин Флорес Валера, гватемалец.
— И где он теперь?
— Вернулся в Гватемалу; но он взял с нас слово, что мы с ним свяжемся в случае успеха.
— Зачем ему нужна статуэтка?
— Он профессиональный игрок; говорит, что это его амулет, приносящий удачу. Глупо, конечно, но я думаю, что мы можем ему помочь и получить деньги.
— Я об этом подумаю, — сказал я, пряча статуэтку в портфель.
Я отвез Армандо домой и все обдумал. Я ничего не имел против сеньора Флореса, хотя в нашем банке могли бы воздержаться от выдачи кредита, узнав о роде занятий подобного клиента. Флорес, несомненно, выяснил, как подольститься к Армандо, чтобы добиться нужного расклада при игре в карты, кости и рулетку. Это едва ли было честно по отношению к его противникам, но я никогда не испытывал большого сочувствия к жертвам шулеров. Если бы они не пытались получить что-то задаром, то никогда не подвергались бы такой опасности.
Если бы я оставил Армандо — мне пришлось бы принести ему обещанную жертву. Иначе он продолжал бы посылать нам неудачи. А если бы я ему уступил — то он мог бы в чем-нибудь мне помочь; но он также потребовал бы новых жертв. Я мог вообразить, какое влияние на репутацию «Трастовой компании Харрисона» оказала бы история о том, как вице-президент исполнял языческие кровавые обряды в лунные ночи. До войны, когда я был молодым дипломированным инженером, отчаянно искавшим работу, я прижал бы Армандо к груди, готовый и на жертвы, и на все прочее. Теперь, однако, дела обстояли по-другому.
Я все еще обдумывал эту проблему неделю спустя, когда в один дождливый воскресный день кто-то позвонил в дверной звонок. Стивен крикнул:
— К тебе человек пришел, папа.
Мужчина, невысокий и смуглый, назвался Августином Флоресом Валерой. Я пригласил его в кабинет и предложил сесть.
— Для меня великая радость и великая честь познакомиться с вами, сэр, — сказал гость, буквально подпрыгивая в кресле. — У вас прекрасный дом, прекрасная жена, прекрасные дети. Я поражен. Я очарован.
— Очень мило с вашей стороны, — сказал я. — Полагаю, вы насчет статуэтки?
— Ах да, в самом деле. Я вижу ее у вас на столе. Дорогой доктор О'Нил сказал мне, что изложил вам все обстоятельства дела? Великий ученый, великий человек, доктор О'Нил.
— Итак, сеньор Флорес?
— Вам известно мое предложение?
— Да, сэр.
— Вы согласны принять его?
— Пока нет. Мне нужно больше времени, чтобы все обдумать.
— О, пожалуйста, мистер, мне немедленно нужна моя статуэтка. В моем деле человеку потребна вся удача, какая только возможна. Я отправляюсь в казино в Пуэрто-Рико… Послушайте. Вот что я вам скажу. У меня здесь есть другая статуэтка, в точности такая же. Подлинная старинная вещь, не современная фальшивка.
Флорес вытащил идола, очень похожего на моего. Когда он поставил его рядом с Армандо, их было непросто различить.
— Вот оно как, мистер, — проговорил он. Он подошел к моему столу и наклонился ко мне. У него была свойственная латиноамериканцам привычка очень близко подходить к человеку, с которым беседуешь. А еще у него был такой запах изо рта, который мог и буйвола свалить с копыт.
— Вы никогда не заметите разницы, — продолжал он.
— Кроме того, у меня здесь с собой тысяча наличными.
— Из другого кармана он выхватил пачку сотенных купюр и взмахнул ими передо мной. — Решайтесь же! Ну как, договорились?
Он не сделал и не сказал ничего особенно обидного — и все-таки сеньор Флорес мне нравился с каждой минутой все меньше. До его появления я склонялся к мысли вернуть ему Армандо; но навязчивость всегда раздражает. Я все время с этим сталкиваюсь, когда имею дело с промоутерами и разработчиками, которые хотят использовать деньги наших вкладчиков для реализации какой-то гениальной схемы. И я сказал: