Он чуть не застонал вслух, согнулся в три погибели. Но тут же разозлился на себя, встал: слюнтяй! Распустил сопли. А ну-ка!
Пошёл на кухню. Есть не хотелось, но он кое-как затолкал в себя завтрак; долго, мелкими глотками пил чай. Затем решил выйти из дома, хоть немного развеяться… В одиночестве того и гляди, крыша поедет.
На улице, среди прохожих и машин, и правда, чуток полегчало. Он бесцельно бродил по городу, озирался, старался присматриваться ко всяким пустякам. Это отвлекало, он даже заулыбался, увидев, как по газону скачут, сердито чирикают, наскакивают друг на друга воробьи. Остановился, стоял, смотрел, улыбался. Уже и воробьи упорхнули, а он всё стоял.
Потом улыбка сошла с его лица.
Затылком, кожей спины он ощутил странный холодок. Мурашки побежали по спине.
Он круто обернулся. Ничего.
Но – Николай был готов поклясться! – что-то было. Недобрый взгляд, предчувствие?.. Чёрт! Словно мало того, что было.
Утренняя тошнотворная картина сама встала перед глазами. Левый угол рта так и потянуло вниз, губы задрожали. Николай торопливо зашагал в глубь двора – зачем, сам не знал.
Знаки! Это вновь знаки, точно. Николай зыркнул влево, вправо. Ага, вот.
Ствол осины у одного подъезда был обвязан ярко-алой лентой, вроде пионерского галстука. Это знак. Надо идти дальше. Он ведёт.
Гордеев напрягся, плечи свелись, спина скруглилась. Шаг стал медленней, плотней. Взгляд искал знаки.
Конечно, он нашёл их. От повязанной осины взор скользнул в сторону, наискось через двор и попал в стену трансформаторной будки.
Стоп!
На кирпичной, кое-как выбеленной стене синим мелом крупно начертан вопросительный знак.
Николай двинулся туда. В горле у него пересохло, он с трудом сглотнул. Дойдя, остановился, стал смотреть, покусывая губы.
Ну что: знак как знак. Набросан резко, одним взмахом руки. Николай пожал плечами, огляделся. Куда дальше?
И неведомое не замедлило откликнуться.
Лёгкое дуновение ветра пробежалось по ветвям лип над головой. Донёсся тягучий скрип.
Гордеев вскинул голову.
Двор был пуст. У второго подъезда жёлтой пятиэтажки медленно закрывалась распахнутая подъездная дверь.
Вот оно! Николай бросился туда.
Знаки вели его. Теперь он твёрдо знал это.
Он домчался до той двери за несколько секунд. Она закрылась перед самым его носом.
Это была старая, много раз перекрашенная дверь, изрезанная, исцарапанная, со следами клея и бумаг, разных объявлений. Верхняя часть, сделанная под четыре оконца, давным-давно выбитые, заколочена фанерой.
Один обрывок привлёк внимание Николая. Кусок тетрадного листа в клеточку, пожухлый, выцветший, едва различимы были на нём чернильные буквы. Николай осторожно поднёс руку, дотронулся пальцами, разгладил бумажный завиток. Вгляделся. Слова все растеклись, и только прочиталось: «…остановка «Снежный бульвар»…
Снежный бульвар. Так! Это ближайшая отсюда остановка на Проспекте. Николай обернулся, сощурился, прикидывая маршрут. Сквозь дворы, вот туда… и вон там. Ладно.
Упругой охотничьей рысью парень припустил к Проспекту. Он шёл по знакам как траппер по следу зверя, азарт и опаска разжигали его. Что-то говорило, что там, на остановке – всё. Конец погони. Разгадка.
Николай то бежал, то переходил на скорый шаг, то вновь пускался трусцой. Бульвар приближался. Приближался. Но…
Но чем ближе он, тем медленнее делался ход, а за два дома до Проспекта Гордеев и вовсе остановился – как человек, вспомнивший что-то важное. Он постоял, брови его хмурились. Посмотрел влево, увидел лавочку и сел.
Стоп, Коля – сказал он себе. Это ты что-то того… Перегрелся. Он приложил ладонь ко лбу, будто и в самом деле хотел охладить его. Но ладонь была горячая. Николай опустил руку.
Чёрт, какая глупость. Он точно протрезвел. Глянул вверх. Небо такое ясное, крохотные листочки такие зелёные… Он тряхнул головой и встал.
Николай немного рассердился на себя. Наваждение схлынуло, и теперь он очутился дурак дураком. Аж плюнул с досады. Полез за куревом, достал пачку и обнаружил, что сигареты кончились.
Ну вот, новая напасть. Всё равно придётся на остановку переть, к ларьку.
Дошёл, купил пачку сигарет. Распечатал, закурил…
И боковым зрением угадал слева чей-то взгляд.
Нервы всё-таки у него были на взводе. Он резко повернул голову.
Женщина средних лет, одетая во все черное. Монашка? Вдовица?.. Смотрит.
Почему?
Почему она смотрит ТАК?! У меня что – клеймо на лбу?
Николай поперхнулся дымом, раздражённо отвернулся, зашагал прочь. Но так и потянуло оглянуться… Он шёл, шёл, боролся с искушением, и проиграл. Оглянулся – та смотрела ему вслед.