Енот все еще не реагировал на внешние раздражители, скосив ничего не видящие глаза к полу. Иногда он отрывал лапу от банки и, как будто удивляясь, поворачивал ее ладонью вверх и пожимал плечом, словно сомневался в реальности происходящего. Через какое-то время Пус бросил попытки допросить товарища и решил осмотреть пещеру. Но стоило ему только повернуться к дальнему углу, как волна ужаса докатилась до самых дальних и запыленных закромов его сознания. В том углу, словно безумный художник плеснул краской, все стены были в крови. На полу валялись куски мяса, обрывки шкуры и красной шерсти, под стенами покоились разорванные внутренние органы и даже угадывались очертания сердца и печени.
Замерев, Пус сразу понял, что кровь на его лапах явно того же происхождения, что и кровь на стенах. Он опустил морду, прогоняя из сознания эту жуткую картину. Попытка вспомнить, что же вчера произошло, провалилась. Последнее, о чем мог рассказать мозг Мидуну, это то, как он лежал и мирно начинал дремать под рассказ Чумазого о далеких неизвестных существах. Не могло же так быть, чтобы это все было делом лап енота. Мидун собрался с духом и подступил на пару шагов ближе к месту вчерашней кровавой бойни. В одном углу лежала голова убитого, но отсюда не было возможности опознать, кто же это был. Подходить ближе Пусу претило, все же проще было растормошить енота. В конце концов, он развернулся к нему снова, но тот уже зарылся в свои тряпки и тихонько скулил под ними.
– Чумазый, это что же ты вчера сотворил? – издалека начал кот.
Не ожидая, что енот ответит, Пус подошел к нему и извлек его из-под тряпок. Сопротивления Чумазый не оказывал, и вряд ли был способен на это – он обмяк и безжизненно повис в лапах кота.
– Чумазый! – кот похлопал друга по щекам. – Очнись! Кто это там, в углу? Что случилось-то?
Енот вдруг быстро-быстро заморгал и оскалился. Он закатил глаза и отвратительно, хрипло засмеялся. Мидун даже опустил енота на землю, испытывая какое-то брезгливое чувство. Чумазый внезапно пришел в себя:
– Так это же ты, Пус!
– Как я? Что я? Я вот стою, там, в углу не я, ты чего?
Енот рассмеялся вновь.
– Это ты сделал. А в углу Барка. Ты ее того. Вчера. Ночью.
Пус растерянно покрутил хвостом и прижал уши к голове. Он осторожно взглянул через плечо в сторону места убийства и шепотом протянул:
– Ка-а-ак? Не мог я это быть, я не помню ничего…
– Ты не в себе был. Совсем не в себе! Ха-ха! – енот продолжил истерически смеяться.
– Та как же я это… Да что ты такое говоришь!
Енот только пожал плечами. Заикаясь и шумно сглатывая, он поведал:
– Сначала ты ушел. Тихо так… Ничего не сказал. А через полчаса приволок ее. Затащил в угол, душил ее, насиловал, потом начал… снова душить… Она кричала, негромко… А потом ты начал ее бить. Я тебе говорю – стой, а ты знай себе, лупишь. Камнями бил. Она уже давно молчала, а ты все возился там. Я сначала керосинку зажег, но ты так посмотрел на меня, что я потушил ее обратно и зарылся поглубже. Ты уже тогда ножиком своим ее резал. На части. Кости хрустели, грыз, видно… А потом сел у выхода из пещеры и слизывал с себя кровь. И уснул там же. А я тут все время сидел. Что я сделать-то мог, ты так посмотрел на меня, что я подумал, будто я следующий…
Пус Мидун громко дышал. Он вдруг вспомнил, как вчера злился на нее за то, что она, будто бы, сотрудничала с органами против него. Из памяти всплыли угрозы, которые он выкрикивал в присутствии енота. Только верить во все это Мидуну не хотелось.
– Чумазый, а ты это не придумал часом? Может, все-таки, не я, а ты с испугу на меня вину перевел?
Енот молчал.
– Что же делать-то?… – глаза Пуса выражали скорее растерянность, чем страх. – Кабанов пригонит туда свою свору и по запаху быстро след возьмут в эту пещеру.
Енот опять ничего не сказал.
– Думай, Чумазый, думай! Тебя за компанию в яму посадят!
Чумазый втянул язык и грустно посмотрел на кота.
– Да за дело-то пусть садят. А так? За что?
– А за то, что ты сейчас тут сидишь, а не у Кабанова в кабинете.
– Удружил…
– Соберись. Думай.
– Да что тут думать, я знаю!
Енот метнулся к своему тайнику и вытащил оттуда дощечку, что когда-то была доской от забора.
– Это я ее на всякий пожарный храню. Смотри, сейчас все решим!
Енот ловко вытянул из пепла под котелком обгоревшую головню и начал ею водить по дощечке. Справившись за минуту, он поднял ее и показал Мидуну свои старания. На ней коряво было выведено: «Входит запрыщено».
Мидун застонал и взялся лапами за голову.
– Что это значит-то хоть? «Запрыщено» – это от какого слова? Прыщи что ли?