Чумазый повернул дощечку надписью к себе и с непонимающим видом снова прочел то, что написал.
– Нет, это значит, что проходить нельзя!
– И что это нам даст?
– Да я сейчас поставлю ее на тропе к моей пещере, и никто не пройдет. Нельзя же!
Пус решил прилечь. У него начала кружиться голова, и настроение стало хуже некуда. Енот тем временем убежал за порог пещеры, оставляя после себя мокрый след, и принялся мастерить недалеко свой знак. Мидун хорошо понимал, что, похоже, погулял он хорошо, но в последний раз. Видать, его сознание совсем уж потеряло всякую связь с ним самим, особенно во время бурного охмеления. Стараясь не думать о вчерашнем – вдруг что-то вспомнится – он выбрал в куче енотового тряпья то, что когда-то было простынкой, и разложил ее возле места преступления. Теперь следовало собрать останки и зарыть их подальше, и надеяться, что волки не возьмут след. Занявшись этим делом, он не заметил, как вернулся енот и принялся снова варить свой напиток. Разложив возле себя несколько мешочков с травой, Чумазый, с видом маститого знахаря, выбирал то с одного, то с другого щепотки травы и закладывал их в котел. Вдруг он внимательно посмотрел на один из пучков травы и захихикал.
– Пус! Идея! Идея же!!!
Не оборачиваясь, Мидун хмыкнул.
– Какие у тебя идеи… Одна светлее другой.
Енот не обиделся и показал коту пучок травы.
– Я тебе позавчера траву давал, и вчера ты ее пил. Но это же не просто трава! Это же сунь-трава! Тайная трава древних охотников! Они или ею, или ее отваром мазались, и всякий запах тела напрочь уходил. И через полдня как будто с чистого листа начинались запахи, прежних вообще не возвращалось. Так можно было подобраться к дичи поближе! Мы тут вчера ею все облили! Давай я еще больше тебе сварю этой травы, и мы весь запах точно выведем!
Пус закончил собирать куски тела Барки и связал простынь в большой узел. Кровавые пятна предательски проступили во многих местах, грозя рассказать всему миру о страшном содержимом узла. Он тоскливо глянул на друга, буркнул «вари» и ушел из пещеры зарывать ужасные улики.
Вернувшись, он натолкнулся на енота, который активно мешал отвар для победы над запахами. По мокрым глазам и высунутому на бок языку Мидун заподозрил, что психическое состояние друга очень сильно ухудшилось со вчерашнего вечера. Чумазый не обратил внимания на окалину, упавшую ему на лапу и пропалившую немалый участок шерсти. Уже без всякого стеснения енот справлял нужду под себя и даже, казалось, не замечал этого. «Плохо дело, плохо…» – среди своих блуждающих мыслей о вчерашнем Мидун нашел время подумать про друга.
– Вот! – котел с кипящей жидкостью оказался возле Пуса. – Мойся!
– Свихнулся, что ли? Я же сварюсь, – брезгливо молвил кот.
– Мелочи! Запаха не будет, тебя в яму не посадят!
– Да нет, давай уж подождем, пока остынет немного. А я потом пойду, посмотрю, что в городе творится. Кто о чем рассказывает. Поесть что ли?…
Взгляды друзей остановились на мешке с рыбой, оставленном вчерашним вечером в углу пещеры. И только тут они обратили внимание, что мешок несколько больше, чем был накануне. По очертаниям нельзя было угадать, что же в нем появилось. Осторожно крадучись, кот подошел к мешку и поднял его край. Пус обомлел. Внутри лежало тело Клавдии Сыцер.
Глава 4
Время давно перевалило за полдень, и солнце близилось к закату, когда Пус Мидун вышел из пещеры енота. Справившись с новыми похоронами, он хорошо намазался травяным отваром и сам заприметил, что запаха на нем никакого нет. Так, немного воодушевленный этим фактом, он гнал от себя дурное наваждение – образ Клавы, который то и дело врывался в его мысли наперегонки с образом Барки.
Алгоритм мышления кота свелся к трем самым простым функциям: прятаться, пить, трястись. Они поочередно сменяли друг друга, заставляя Мидуна часто останавливаться, делать несколько глотков воды из ближайшей лужи, оглядываться, припадать к земле или нырять в кусты при подозрении на малейшую опасность. Пус приблизился к первой постройке – крайней черте их поселка. Во дворе дома было тихо, даже местная детвора почему-то не скулила под забором, как обычно. Все куда-то ушли. Забредая все дальше в сеть дворов, он больше и больше настораживался необычной даже для ночного времени тишине, не говоря уже про светлый день. И только через некоторое время он услыхал гул голосов, донесшийся со стороны параллельной тропы. Согласно появившейся уже привычке кот нырнул в пышный куст, росший возле дороги, и едва не взвыл – это была полынь. Учуяв ненавистную траву, все блохи в шерсти Мидуна разом ощутили тошноту и принялись активно грызть хозяина. Но выбираться было поздно, вот совсем рядом уже замелькали жители, шедшие организованной толпой в одну сторону. Так, стиснув зубы и периодически почесываясь, Пус постанывал и терпел. А толпа тем временем, собрав почти всех жителей поселка, двигалась мимо кустов с затаившимся котом. Похоже было на то, что это похоронная процессия, и двигалась она к местному погосту. Вскоре догадка кота подтвердилась – мелькнул гроб с закрытой крышкой, водруженный на плечи участников действа.