– Пус… уф… Ну ты быстро ходишь, с леса за тобой бегу, кричу, а ты все и ухом не ведешь!
Мидун недовольно покосился медведя.
– Драный, ты чем-то отравился? С какого леса? Я у соседки был, за молоком ходил, – презрительным тоном сообщил кот.
Медведь достал из кармана огромных штанов сверток с пчелиными сотами, отломил кусочек и положил под язык.
– От сердца, – пояснил он, глядя на волка. – Так, Пус, не путай меня, ты же точно с реки шел, ты же той дорогой гуляешь, – медведь не унимался.
Мидун махнул лапой почти возле самой морды медведя.
– Лапоть ты, пойди и проспись, я тебе сказал. Я у Барки только что молоко сторговал. Не мог ты меня видеть, морда ты багровая. Чего орал-то, что ты хочешь? – Пус говорил как можно более небрежным тоном.
Медведь обиженно посмотрел сначала на Мидуна, потом на волка, и, жуя соты, принялся снова лазить по карманам.
– Да по делу я! Что ты такой нервный? Не пил давно? Вот, – он достал монеты и протянул Мидуну, – я рыбы заказать хотел. Хочу тещу угостить, отпраздновать сто дней с момента ее приезда, стол праздничный накрыть.
– А ты что, никак забыл, где рыба водится? – Пус не спешил брать деньги, памятуя, что Драный никогда ранее не заказывал у него рыбу, поскольку и сам был умелым рыбаком.
– Да с коленями беда, ты же знаешь… Нельзя мне в воду. Очень суставы по ночам беспокоят, ох, старый я стал. Ну, Пус, ты же знаешь, что мне нужно. Мне как всем. С десяток штук лосося, а для тещи фугу вылови. Ты говорил, что знаешь, где она норы делает. Мне одной хватит. Фугу этой.
Волк, который все это время молча наблюдал за беседой, клацнул зубом и спросил у медведя:
– Драный, да ты что! Фугу – она же отравленная.
– Ядовитая, – медведь ухмыльнулся, – но я рецепт вычитал. Всего-то, чтобы убить этот яд, надо варить ее в крапиве полчаса и добавить туда стакан одеколона. Выварится.
– Ты убить ее надумал? – волк стал серьезным.
– Кабанов, она мне как мать, что за идеи? – Драный снова обиженно посмотрел на Мидуна, а потом на волка.
Кабанов опять клацнул зубом и процедил:
– Ну-ну. Ты теперь знаешь, что я все слышал. Так что будь осторожен.
Мидун оттолкнул медвежью лапу от своей морды и сказал:
– Завтра принесу, там рассчитаешься. Цену знаешь, будь готов.
Медведь Драный, не сказав более ни слова, высыпал мелочь в карман, кивнул и ушел прочь.
Кот и волк остались наедине, глядя друг другу в глаза. Через минуту Кабанов слез с мотоцикла и принялся обходить кота кругом.
– Что скажешь, Пус? Врут они все, да?
– Врут.
– Ты еще не знаешь, кто и о чем.
– А что тут знать? – Пус опустил зад на песок, скосив взгляд на заходившего ему за спину волка. – Все равно про меня и все равно неправда.
Волк достал из-под фуражки папиросу и дунул в нее.
– Будешь? – он сунул папиросу в морду коту.
– Нет, мне идти надо, – Мидун приподнялся и собрался было уходить. Но волк быстрым движением схватил его за хвост и не дал двинуться с места. Зрачки кота мгновенно сузились, а глаза хищно прищурились. Для него это было самое неприятное ощущение. «Хочешь, чтобы я тебя убил? Дерни меня за хвост!» – любил повторять Пус. Он оскалился и нервно дернулся.
– Кабанов, пусти, – Пус изо всех сил старался быть спокойным и сдержанным. Кот понимал, что задрать волка сейчас не составит труда, но потом из столицы пришлют с десяток таких же и будут снимать с него шкуру живьем на базарной площади. Понимал это и волк, поэтому сдавил хвост еще крепче и произнес краем рта, держа зубами зажженную уже папироску:
– Мидун, я за тобой наблюдаю, скотина. Вздумай что-нибудь выкинуть, я тебе рыбные консервы сам знаешь, куда засуну! – и отбросил хвост Пуса в сторону.
Кот, не оглядываясь, пошел дальше своей дорогой. А волк, устав смотреть на удаляющуюся тень своего недруга, сел за мотоцикл, и, натужно пыхтя, принялся крутить педали.
Мидун нетвердой походкой шел вдоль отвесных стен скальной гряды, которая запирала деревню с противоположной от реки стороны. Чуть дальше, в пещере, между двумя большими валунами, похожими на два отломленных зуба, жил и берег свои припасы енот. Были в его погребах и волшебные засушенные соцветия валерьяны, и собрания всевозможных корешков, бережно уложенных в пакетики, и толченые стебли неведомых трав, которые приводили Пуса в трепетный восторг. Именно сейчас зелье, которого он нанюхался накануне вечером, начало отпускать его разум, окуная и без того злое и раздраженное сознание животного в состояние похмелья. Похмелье это традиционно приходило внезапно, словно кто-то гасил керосинку посреди ночи, погружая все кошачье естество во тьму. Пус шел, сбиваясь с тропы, и мечтал поскорее добраться до енота. Спустя целую вечность Мидун, наконец, подошел ко входу в пещеру.