Аппетиту Пусеньки можно позавидовать — он ест всё. Всегда. Его невозмутимая настойчивость в этом вопросе напоминает работу механизма по переработке любого вида веществ в гранулированный помёт. Гадит Пусенька так же, как и ест — постоянно. Когда я выгуливаю шиншиллу, его путь отмечен по дому пунктирной линией. Мальчик-с-пальчик, версия энимал.
Что Пусенька не съедал, то понадкусывал. Не осталось ни одной зарядки или провода, который он не попробовал бы на зуб. Когда шиншилла принялся за изоляцию силового кабеля, я напрягся. Всё-таки до шубы было ещё далеко, и к ушастому дурню я уже привык.
— Стой! — мой голос вдруг осип. — Не смей. Фу! Плюнь каку!
Движение челюстей Пусеньки приостановилось. Кабель свисал с обеих сторон его пасти как дохлый бесконечный червяк. Передние лапки трогательно прижались к мохнатой груди, уши слегка развернулось в стороны, а влажные глаза скосились к носу. Вид у Пусеньки стал слегка придурковатый, как если бы он прислушивался к бурным процессам внутри организма. Я ведь даже не был уверен, что зверёныш меня слышит и видит!
Пусенька очнулся от созерцания своего внутреннего мира, вздохнул и шевельнул носом.
— Не-е-е-е-т! — я сиганул с верхней площадки домика и одним прыжком перелетел комнату. Даже не знал, что способен на такое в отчаянные минуты. Оттащить поганца, отнять кабель и надавать по длинным ушам… В последний момент Пусенька сделал короткий прыжок в сторону.
Тонкие стены тоже твёрдые. Не успев притормозить и подготовиться, чтобы пройти сквозь, я влепился в стену с размаху на полном ходу. Ощущение было настолько ошеломительным, что я обвалился на пол как пласт штукатурки.
Когда темнота в глазах немного рассеялась, обнаружилось, что Пусенька стоит надо мной, смотрит томными глазами и протягивает кусок засушенного финика. Вы не поверите, он принес мне этот финик из своей клетки! Можно сказать, отдавал самое дорогое.
— Пусенька… — почти с нежностью начал я, принимая финик дрожащими руками. Освободив лапки, шиншилла подобрал кабель с пола и сунул в рот. Что-то негромко хлопнуло, запахло паленым, рыкнул и стих холодильник. Шерсть на Пусеньке встала дыбом, и сразу стало понятно, что шиншилла всё-таки очень мохнатый зверь. Обслюнявленный кабель медленно скользнул на пол.
— Пусенька… — в ужасе прошептал я.
Шиншилла передёрнулся, словно встряхнулся, чихнул совсем по-кошачьи и сделал первый неуверенный прыжок. Обошлось!
— Пусенька! — заорал я в полном восторге.
Электрическая энергия перетекла в кинетическую без видимого вреда для организма, и в этот день Пусенька превзошел сам себя. Таких кульбитов я и представить себе не мог! Порушено было всё, до чего дотянулся Пусенька, а дотянулся он до многого. Самое замечательное, что, притомившись, он вернулся в клетку и спокойно принялся за очередной финик. Как будто это не он перегрыз силовой кабель и не его только что носило по всем измерениям этого дома. Я аккуратно подпёр дверцу книжкой.
Слов таких нет, чтобы описать выражение лица хозяйки по её возвращению домой. Поэма. Симфония. Я рыдал в экстазе. В такие моменты я понимаю, что прожил жизнь не зря. Жаль, Кота рядом не было…
Не справилась хозяйка, не смогла, не осилила. Пусенька, вместе с клеткой, подарен лучшей хозяйской подруге на День Рождения. Из-за ерундового бытового неудобства не разглядеть трепетной души маленького мохнатого существа! О, женщины…
В доме стало пусто. Как ты там, мой прожорливый длинноухий друг с томными глазами? Кормят ли тебя финиками, выпускают ли гулять из клетки? Привязчивый я всё-таки, впечатлительный и нежный, несмотря ни на что. И Кота нет…
От скуки и уныния полистал книжку, которой подпирали клетку. И зачитался, знаете ли, увлёкся. Эх, Пусеньке бы вслух почитать. Существо с такими глазами не могло не оценить. Про Кота вот не знаю.
Первые дни хозяйка упорно уносила книжку из кошачьего домика и ставила её в шкаф. Приходилось забирать оттуда. Потом хозяйка смирилась. Вчера вечером сказала, глядя в пространство перед собой: «Спокойной ночи!», а утром я обнаружил на верхней площадке домика новую книжку — что-то про мушкетеров. Весь в предвкушении…