Драко изнывал от желания. Он готов был умолять Мансера овладеть им, заполнить его одним скользящим движением, проникнуть внутрь дюйм за дюймом, наполняя и растягивая его до предела. Ни одно из его предыдущих переживаний не было настолько сильным, настолько подавляющим. Он ощущал себя необходимым, желанным, доведённым до безумия.
Мансер снова принялся облизывать Драко, и все мысли вылетели у того из головы. Язык скользил по его коже, такой горячий, влажный и сводящий с ума, заставляющий учащаться дыхание. Драко испытывал непреодолимую потребность быть взятым немедленно, быть пронзённым крепким горячим членом до самой сокровенной глубины, хотел, чтобы его просто взяли за бёдра и овладели им, как желанной добычей, он откровенно выгибался и бесстыдно предлагал себя, умоляя. Но Мансер не спешил удовлетворять его желания, не принимал этой неистовой жажды безропотно покорного, изнывающего тела. Мансер удерживал его на месте, лишь его жадный язык занимался любовью с телом Драко, дразня и танцуя на воспалённой коже.
У Драко не было слов, чтобы описать все переполнявшие его чувства. Он был полностью открыт, его бёдра высоко подняты, пальцы любовника впивались в их мякоть, оставляя вмятины и синяки, пока над его сосками пировал горячий влажный язык. Дрожь распространялась по всему телу от этих неторопливых, томительных, медленных прикосновений, облизывания напряженных сосков, шеи и груди, зубы прихватывали нежную кожу, посылая по нервным окончаниям всплески чистого адреналина. Всё это вместе наполняло тело вожделением и похотью.
Руки Мансера нежно ласкали, его пальцы глубоко погружались в его тело, разминая и подготавливая, одновременно нежно массируя круговыми движениями чувствительную беззащитную мошонку, смыкаясь вокруг ноющего члена, сдавливая сильнее, двигаясь настойчивее, заставляя Драко практически плакать от наслаждения, требуя большего, требуя всего. Сдерживая дыхание, Мансер осторожно растягивал сморщенное отверстие Драко, глубоко проникая пальцами внутрь тесного прохода, стараясь коснуться простаты. Прикосновения были настолько сдержанными, мягкими, почти неощутимыми, доводящими до безумия, что Драко только тихо поскуливал, не способный ни двигаться, ни прикоснуться к себе, чтобы хоть как-то облегчить сводящее с ума возбуждение, пригвождённый сильным телом к мехам, и лишь ожидая, когда этот сильный мужчина даст ему то, что обещает.
Движения пальцев внутри него, такие скользкие, жаркие, тягучие, заставляющие стонать и подаваться навстречу, растягивающие и открывающие, сладкие и настойчивые, оставляющие практически бездыханным.
И когда он уже готов, пальцы сменяет иное давление, такое огромное, такое мощное и твёрдое, такое требовательное. Он заново был потрясен размером своего любовника. Он заметался, мотая головой из стороны в сторону, невольно облизывая пересохшие губы. Мансер надавил сильнее, толкнулся вперёд, сильно, неукротимо проникая внутрь, заставляя Драко застыть от этого невероятно пугающего и одновременно прекрасного ощущения быть заполненным до предела, ощущать это давление внутри, распирающее его. Его тело раскрылось навстречу любовнику, как цветок.
Его сознание полностью отключилось. Он ни о чем не мог думать, его ничто не беспокоило, весь мир сузился до размеров точки, вместилищем которой являлся Мансер, овладевавший им. Мансер был в нём. Губы Мэни приникли к его, целуя, язык двигался в такт с медленным неспешным проникновениям в его тело.
Драко сжал пальцами нежный мех. Просто вцепился в него. Мансер брал его слишком медленно, и одновременно слишком сильно, множество мелких поцелуев с трудом удерживали ускользающее сознание. И когда он, наконец, достиг предела, его бёдра взлетели, его тело податливо раскрылось, расслабилось, полностью впуская любовника. Всё.
Это было всё. Он был полностью покорён. Он теперь окончательно принадлежал Мансеру. Всем своим сердцем, телом и душой. И не было такого места, что не было бы отмечено им. И вырвавшийся у Драко крик был долгим, дрожащим и сладким. Мансер приподнял голову, всматриваясь в его лицо, и подался назад, застонав и мотая головой из стороны в сторону. Бедра, крепко прижимавшие тело юноши к постели, стали покачиваться, заполняя, и вновь ускользая назад, вызывая у Драко потерянное мяукание. Мансер языком слизнул этот нежный звук с его губ и вновь толкнулся вперёд. Драко чувствовал, как его тело подчиняется этому настойчивому движению, как растягивается невозможно тугая плоть, покоряясь этому желанному давлению.
- Двигайся со мной, малыш, отдайся мне. - Мансер буквально рычал ему в ухо, уткнувшись носом в его волосы. Драко начал двигаться, уже сам насаживаясь на налитой кровью мощный член мужчины.
Мансер направлял его, дразнил его. Он походил на волну, то накатывающуюся на него, то медленно отползающую прочь, чтобы затем вернуться вновь. Он хотел довести юношу до безумия, заставить кричать от умопомрачительного экстаза. Драко извивался под ним, желая этого больше всего.
Он закричал, когда Мансер подвёл его к краю, играя с его телом как с безумно возбуждающей распутной вещью. Делая это с такой любовью, что Драко не испытывал и капли стыда, только жар, сумасшедшую любовь, трансформированную в жгучее вожделение, в безумное слияние тел, в подчинение и обладание, заставляющую кричать, замерев на самом краю.
Это вознесло его и утянуло за собой. Драко закричал от облегчения, его любовник прижался к нему, поддерживая, и они одновременно кончили, выплеснувшись горячей, липкой струёй, и это было хорошо, это было прекрасно, и так безумно.
Глава 105
Блейз аккуратно завязывал галстук на шее Пича. Тот старательно тянул шею, чтобы другу было удобнее, параллельно разглядывая своё отражение в зеркале. Он чувствовал себя таким бесцветным, особенно в сравнении с Блейзом, на котором была надета свободная, не сковывающая движений, мантия. Шелковая, в медовую и янтарную полоску, обшитая золотистой каймой. Блейз выглядел настолько роскошно, что Пич просто не мог отвести от него глаз, постоянно косясь на его отражение. Он невольно сглотнул. Сам он казался себе таким… обычным.
На самом Пиче был чёрный, довольно неплохой костюм, дополненный белой сорочкой и серебристо-зелёным галстуком. Он снова и снова перевязывал этот чёртов галстук, в тщетном стремлении добиться идеала. Наконец он сдался и попросил о помощи наблюдавшего за ним Блейза. Длинные, проворные пальцы без труда справились с поставленной задачей и аккуратно поправили узел, чтобы Пич смог оценить достигнутый результат. Пич оглядел себя. Теперь он выглядел безупречно, но это не доставляло ему особой радости. Он смотрелся таким посредственным, таким официальным. А рядом стоял Блейз, выглядящий так изумительно необычно и так по-взрослому. Он походил на молодого принца. Расслабленный, красивый, совершенный мускулистый красавец. Совсем непохожий на того обычного, одетого в школьную мантию подростка, к которому привык Пич.
- Что-то не так? - забеспокоился Блейз, осторожное убирая упавшие на лицо Пича волосы. Юноша упивался этой невольной лаской, посылавшей по всему телу волны удовольствия. Только страх быть непонятым удерживал его от того, чтобы обхватить лицо Блейза ладонями и прижаться к его губам поцелуем. Но он никак не мог решиться.
- Я выгляжу слишком…строго. Ты по сравнению со мной смотришься так раскованно. Мне бы хотелось надеть что-либо подобное, а то эта парадная одежда просто душит меня. - Пич немного растеряно смотрел на друга. Тот в ответ окинул его внимательным взглядом. По мнению Блейза, Пич выглядел просто великолепно.
- Мы предпочитаем отдыхать не в креслах, а на подушках. Или на мехах. Поэтому одежда всегда должна быть комфортна и не сковывать движения, - пояснил Блейз, неспешно сбрасывая с себя довольно объёмное одеяние. - Мантии мы носим только на официальных мероприятиях. В обычной жизни большинство из нас предпочитает оставаться только в брюках.