Елена Яковлевна Ильина
Пушистый гость (издание 1959 года)
Кто что запомнил?
Вы знаете, что делается на улицах большого города, когда наступает вечер?
Сразу вспыхивают все фонари. Куда ни посмотришь — всюду огни, огни, огни…
Зажёгся свет и в широких окнах двухэтажного каменного дома. Он стоит в саду, засыпанном снегом.
А в доме, в одной из комнат, у окна стоит большой фанерный ящик.
На стене возле двери каменного дома прибита дощечка с надписью:
Детский сад № 250
А на крышке большого фанерного ящика — наклейка, и на ней написано:
Строительный материал для одноэтажного деревянного двухкомнатного дома
Кто же это собирается строить такой дом? И где?
А вот сейчас вы всё узнаете.
Отдохнув после обеда в своей спальне, старшая группа собралась в большой комнате, которая служила детям и столовой, и комнатой для занятий, и комнатой для игр. В одной половине её стояли столики, у стены — небольшой буфет. В другой половине — столики для занятий и грифельная доска, точно такая, же, как в школе, только поменьше. А на ковре до самого конца комнаты было много-много игрушек. Дети называли эту комнату «игровой».
— Давайте сядем в кружок и поговорим, — сказала молоденькая воспитательница Татьяна Ивановна.
И, когда дети уселись, Татьяна Ивановна спросила:
— Помните, как папа Серёжи Скворцова водил нас на строительство большого дома? Расскажите, кто что запомнил.
И ребята стали рассказывать, как они ходили на стройку и что там видели.
— Там был высокий-превысокий забор, — весело сказала Наташа Васюченко, блеснув своими чёрными глазами из-под чёлки. — А за тем забором — огромная яма.
— Котлован, — поправил Наташу Серёжа Скворцов, самый рослый мальчик во всей старшей группе.
— Ну, пусть котлован, — согласилась Наташа. — А подъёмный кран рыл землю.
— Да что ты, Наташа! — удивился Митя Мартынкин, рыженький мальчик в очках. — Серёжа, Наташа всё перепутала! Это была совсем другая машина. С ковшом. Она землю роет. Правда?
Серёжа кивнул головой.
— Экскаватор, — сказал он.
Он слышал это слово, когда был ещё совсем маленький и почти не умел говорить.
— А что мы увидели потом? — спросила Татьяна Ивановна. — Когда пришли на стройку ещё раз?
Наташа вскочила с места:
— Этот самый… эскататор…
— Экскаватор, — поправил её Серёжа.
— …поднимал и опускал плиты! — выпалила Наташа. — Большие-пребольшие!
— Опять она всё перепутала! — возмутился Митя. — Не экскаватор подавал плиты, а подъёмный кран!
— Ну и пусть подъёмный кран, — спокойно сказала Наташа. Ей было всё равно, что как называется.
— А помните, — спросил Митя, — как было, когда мы в первый раз ходили на стройку? Было сухо-сухо. Подошвы так и постукивали!
— А когда ещё раз пошли, — сказала беленькая девочка, Лида Улитина, — то в одних сандалиях и носках. Пришли, а там уже два этажа. И дом прямо насквозь светится.
— Как это „насквозь светится“? — спросила новенькая девочка, Ляля Брайловская; она только вчера в первый раз пришла в детский сад.
— Внутри было пусто, — объяснила Лида. — Стёкол в окнах ещё не было.
— Правильно, — сказала Татьяна Ивановна. — Ты это хорошо заметила. А помните, как подъёмный кран ставил стены с оконными рамами?
— Помним, помним! — весело отозвались дети.
— А крыша уже была, когда мы пришли? — спросила Татьяна Ивановна.
— Была! — ничуть не задумавшись, ответила Наташа.
Митя от возмущения даже подскочил на стуле, а Лида всплеснула руками:
— Крыша?! Да что ты, Наташа! Опять ты всё путаешь! Крышу поставили потом. Без нас уже. Да, Серёжа?
Серёжа усмехнулся:
— Крышу ставят под самый конец. Сначала поставили стену с окнами, потом — с дверью…
— Я сперва никак не мог понять, — живо подхватил кудрявый круглолицый мальчик, — зачем там дверь? Высоко — на втором этаже — и без лестницы.
— Это дверь на балкон, — объяснил Митя. — Только балкона тогда ещё не было.
— Я потом и сам догадался, — сказал кудрявый мальчик. — А сначала подумал: как же из такой двери выходить? Прыгать вниз, что ли?
Все засмеялись.
— Молодец, Толя! — сказала Татьяна Ивановна. — Хорошо рассказал. Всем даже весело стало. А ты, Алёша, хочешь что-нибудь рассказать?
Алёша, такой же кудрявый и круглолицый мальчик, как и Толя, пожал плечами и ничего не сказал. Он больше любил слушать других и думать.