— Неужели это тоже кролик сделал? Общипал весь куст? — закричали дети. — Надо его проучить!
Лида прижала кролика к себе:
— Не трогайте его! Всё равно он ничего не поймёт. Он же глупенький. Давайте сделаем ему перевязку.
— Не надо, — сказала Татьяна Ивановна, — у него лапка и без перевязки заживёт. Посадите-ка его лучше в клетку и дайте ему отдохнуть. Видите, как он дрожит. А нам нужно позавтракать и привести всё в порядок — игрушки и строительный материал.
— А Фиалка так и останется с закрытыми глазами? — спросила Лида.
— Не знаю, — ответила Татьяна Ивановна. — Отнесём в мастерскую, а там скажут, можно её починить или нет.
— А с разбитой посудой что делать? — спросила Ляля.
— С осколками? Придётся их выбросить.
— Ой, выбросить! — огорчилась Лида. — Уже нельзя будет куклам пить чай из чашечек!
— А окошко и дверь? — спросила Ляля. — Их тоже придётся выбросить?
— Нет, что ты! — ответила Татьяна Ивановна. — Постараемся их склеить.
— А если нельзя будет склеить, — спросил озабоченно Митя, — тогда нельзя уже будет построить дом?
Татьяна Ивановна пожала плечами:
— Какой же это будет дом со сломанными окном и дверью? Да, ничего не поделаешь… Но кто же был в живом уголке? Кто открыл клетку? Как по-вашему?
— Да, кто, кто? — с отчаянием сказала Лида.
Серёжа обвёл глазами всех ребят:
— Кто виноват, пусть сам скажет!
Но все молчали.
Наконец Татьяна Ивановна прервала молчание:
— Ребята, об этом мы ещё поговорим. Дежурные, идите накрывать на стол. Сейчас принесут завтрак, а у нас ничего не готово. Кто у нас дежурные?
— Я! — сразу отозвался один из мальчиков, Володя Михайлов, и выбежал из живого уголка.
— Наташа, а что же ты не идёшь? — напомнила Татьяна Ивановна. — Ты тоже сегодня дежуришь.
Наташа неохотно повернулась и медленно вышла из комнаты.
Лида посадила кролика на мягкое сено, Серёжа закрыл дверцу, и все пошли мыть руки и завтракать.
Дежурные
Володя спокойно и деловито накрыл столики скатертями, а Наташа вынула из буфета тарелку с ложками и сразу всё опрокинула. Ложки, бренча, рассыпались по полу.
Володя бросился их подбирать, и тут из его карманов посыпались какие-то железки, кусочки проволоки, винтики…
К Володе подбежал Серёжа.
— Откуда у тебя всё это? — спросил он.
— Нашёл… Я люблю собирать разные штучки.
— А зачем?
— Ну как это „зачем“? — ответил Володя. — Так.
— Как „так“? — удивился Серёжа. — Это знаешь какие полезные вещи? Из них в мастерской чего только не сделаешь!
— В какой мастерской? — спросил Володя.
— А вот приходи ко мне в гости, я тебе все покажу. Придёшь?
— Приду! — обрадовался Володя.
И, подумав немного, добавил:
— Если мама пустит.
— Ну, дежурные, что же вы? — напомнила Татьяна Ивановна. — Теперь придётся ложки перемыть. А ты, Наташа, в другой раз так не спеши. Делай всё спокойно.
Но делать всё спокойно Наташа почему-то сегодня не могла. Дежурить она всегда очень любила. Ей нравилось надевать фартучек, брать из рук няни тарелку, от которой так хорошо пахло горячей кашей с маслом или горячей котлетой, и обносить всех ребят. Но сегодня трудился только Володя, а Наташа еле-еле за ним поспевала.
А когда на занятиях по письму все стали писать в маленьких тетрадках слова „папа“ и „мама“, у Наташи получилось „пама“ и „мапа“.
За обедом она опять дежурила совсем плохо, а когда села за стол, задумалась с ложкой в руке.
— Тебе, может, нездоровится? — спросила Татьяна Ивановна. — Болит что-нибудь?
— Ничего не болит, — тихо сказала Наташа и низко опустила голову.
Татьяна Ивановна посмотрела на неё внимательно:
— Что-то ты сегодня сама не своя… Будто тебя подменили.
К концу обеда, когда все уже доедали компот, в комнату вошла Клавдия Николаевна.
Обычно воспитательницы сменяли одна другую позднее — в то время, когда дети отдыхали после обеда. Но сегодня Клавдия Николаевна пришла почему-то раньше. Наверное, хотела спросить что-нибудь о детях у Татьяны Ивановны.
И на самом деле, она поздоровалась со всеми и спросила:
— Ну, что у нас нового?
— У нас неприятность, Клавдия Николаевна, — сказала Татьяна Ивановна. — Вчера вечером дети построили очень хороший дом, а утром мы пришли и видим — дом разрушен.
— Как же так? — удивилась Клавдия Николаевна. — Кто же мог его разрушить?