Степанида безоговорочно приняла Ольгу, пристроившись у нее на коленях. Княгиня, впрочем, не собиралась долго рассиживаться. Она решительно согнала Стешу с колен и положила ей рыбки в блюдце. Любке было велено разгружать пакеты. Еды и выпивки в пакетах оказалось на приличную компанию. Какое-то фирменное, дорогое шампанское, водка, ананас, маслины, крабы, креветки, черная икра, семга, блинчики, грибы, фисташковое мороженное, сок, сладкие китайские мандарины, вырезка… Не прошло и десяти минут, как в холодильнике совсем не осталось места. Разобрав продукты, подруги сели за стол и налили по рюмочке аперитива.
— Покажи мне, что ты сейчас пишешь, — попросила Княгиня.
— Не знаю, понравится ли тебе… — смутилась Люба, но Ольга уже вошла в комнату с дымящейся сигаретой.
— Мне всегда все нравится. Ты — гениальный художник. По мне, будь это хоть член на заборе с соответствующей надписью… Ну ничего так, миленько, напрасно ты скромничаешь… Так… А-а… Я не поняла… У тебя что, и елки нет?
Любка вяло махнула рукой.
— Да зачем она нужна? — сказала она.
— Как «зачем»?! Это же Новый год! Елка обязательно нужна!
— У меня вообще-то игрушек нет, — пробормотала Любка.
Княгиня с театральным вздохом закатила глаза.
— Боже мой… Ладно! Это я беру на себя! Где тут ближайший универмаг?
Ольга набросила свою изящную норковую шубку и молнией унеслась в магазин, не обращая внимания на робкие протесты подруги. Через час Княгиня вернулась с двумя коробками и еще одним пластиковым пакетом.
Елка оказалась роскошной, хоть и не настоящей. Елочные игрушки тоже были хороши. «Это такой новогодний подарок», — было сказано Любке, и пусть она только попробует не стать счастливой в наступающем году! Степанида тоже не осталась без подарка: Княгиня купила для нее кошачий лоток. Еще она принесла елового лапника, поставила ветки в вазу, и тесная однокомнатная квартирка сразу наполнилась хвойным ароматом. Словом, все теперь у Любки образовывалось: новогодний стол, новогодняя елка, и новогоднее хвойно-цитрусовое настроение.
Как только на экране телевизора кремлевские куранты пробили двенадцать, Ольга потащила подругу на улицу. Они взяли с собой шампанского, хлопушки, ракетницы и бенгальские огни, предусмотрительно закупленные Княгиней, и вышли во двор.
На заснеженной площадке с одиноким «грибком» и двумя лавочками уже развернулось настоящее народное гуляние с фейерверком. Подвыпившие веселые граждане угощались на морозе водкой, пивом и шампанским, и темное январское небо под грохот и всеобщее ликование с криками «Ура!!!» озарялось разноцветными огнями пышных салютов. Подруги тоже стреляли из своих ракетниц, зажигали бенгальские огни, пили по очереди шампанское из одной бутылки, поздравляли друг друга и целовались, пачкаясь яркой Ольгиной помадой. Какие-то пьяненькие дядечки, лет пятидесяти, попытались заманить их в свою компанию, но тщетно. Ольгу эти домогательства немало огорчили.
— Вот, Любка, каков наш с тобой удел: три пьяных хрена в климаксе! — раздосадованно сказала она.
Всю новогоднюю ночь они смотрели телевизор, пили и ели, возлежа на диване подобно древнеримским аристократам. Стеша свернулась клубком на Любкином животе.
В общем, было тепло, светло, уютно, сытно и даже не скучно. Поглаживая мягонькую, тепленькую Степаниду, Люба пыталась припомнить, как отмечала прошлый Новый год, и внезапно поймала себя на том, что решительно этого не помнит. Скорее всего она отмечала его в полном одиночестве, потому что Ольга уезжала в Чехию, а Коля, как всегда, не звонил. Он никогда не поздравлял ее ни с какими праздниками, потому что в такие дни находился под тотальным контролем своей жены.
Николай объявился четвертого января. Любка работала над заказом, когда раздался телефонный звонок и она услышала в трубке его густой, удивительный голос, от которого ее всегда бросало в жар.
— Привет, Люба, — сказал он. — С наступившим тебя.
— И тебя, — произнесла она растерянно, будто совсем не ожидала его звонка, хотя на самом деле все эти дни, после встречи Нового года, только и делала, что вспоминала Колю и мысленно просила его позвонить. Сама она никогда ему не звонила, потому что очень стеснялась.